Скайлар улыбнулся всем — и раскрасневшейся Джонеси, и бледной Колдер, и задумчивому дяде Уэйну, и улыбающемуся Джону, и уставившейся на него тете Лейси.
— Действительно, забавно, — согласился судья. — Господин посол, не одолжите мне ваш «Мерседес»?
Поставив локти на стол, Колдер закрыла лицо руками. Том Палмер-младший, сидевший рядом с ней, оторвал одну ее руку от лица и сжал в своей.
Они словно стали свидетелями чьей-то трагедии.
— Прямо как дипломатия! — восторгался посол. — Выскочил из засады и ударил, выскочил из засады и ударил, а потом добил тех, кто еще остался!
— Да, сэр, — кивнул Скайлар, — вы все правильно поняли.
— Что б мне быть блохой на голой лошади! — воскликнул посол.
После обеда Скайлар вышел на террасу.
По реке бежала лунная дорожка. По правую руку Скайлара электрические огни светились то ли в доме, стоящем на самом берегу, то ли на пришвартованном к берегу пароходе.
Скайлар услышал странную музыку. Играл целый оркестр: банджо, акустическая гитара, скрипка, виолончель и контрабас. Мелодию он не уловил: музыка звучала слишком тихо.
Он повернулся спиной к реке и сел на широкую каменную балюстраду.
За последнее время на его долю выпало слишком уж много переживаний. Расставание с родными, практически бессонная ночь в автобусе, встреча со столькими людьми: посол и его жена, судья Феррис, вдовец доктор и миссис Дэнфорт, Вэнс Колдер, дядя Джона, и его жена, Уэйн Уитфилд, уже его дядя, который всегда интересовал Скайлара (он-то думал, что дядя обнимет его, как обнял бы отец, по крайней мере пожмет руку, но тот встретил его как еще одну проблему, из тех, что приходится решать бизнесмену), тетя Лейси, которая даже не спросила, голоден ли он, хочет пить, устал, Колдер и ее кавалер Том Палмер, которые стыдились его, Джинни, у которой по молодости никаких проблем еще не было, Джонеси, настроенная к нему критично, но по крайней мере она рассматривала его, разговаривала с ним.
На террасе «Пэкстон лендинг» в теплый августовский вечер в смокинге Скайлар покрылся гусиной кожей.
Задался вопросом, поймут ли его, не сочтут ли за грубость, если он тихонько поднимется к себе и ляжет в постель.
Задался вопросом, а что вообще считается грубостью в этой земле богачей, где нет животных, а одеждой и драгоценностями восторгаются больше, чем людьми, которые их носят.
Одна из стеклянных дверей отворилась.
Джонеси направилась к нему. Встала между его колен.
— Хай.[4]
— Хэй.
— Хэй? Ты сказал, хэй?
— У этих людей есть собака, кошка, лошадь, что-нибудь?
Джонеси прижалась бедрами к балюстраде между его ног.
— Ты хочешь поездить на лошади?
— Не отказался бы.
— Я никогда не встречала такого, как ты.
— Я об этом уже догадался.
— Я готова спорить, ты изо дня в день занят физической работой, что-то делаешь руками, ногами, телом.
— А другие нет?
— Нет. Каждый вечер тоже?
Повернув голову, Скайлар посмотрел вниз. До земли четыре метра.
— В действительности тебя зовут Джоан, так?
— Совершенно верно. А тебя — Скайлар. И ты настоящий.
— Точно. А также бедный и туповатый.
— И сексуальный.
— Кто это говорит?
— Я.
— Вроде бы ты герлфренд моего кузена.
— Мы друзья, — кивнула Джонеси. — И я — девушка.
— Я это заметил. — Скайлар подумал о Тэнди Макджейн. Собственно, подспудно он все время о ней думал.
Крепко ухватившись пальцами за балюстраду по обе стороны ног, он перекинул левую ногу через голову Джонеси и соскочил с балюстрады, как с лошади.
Глаза Джонеси широко раскрылись.
— Ладно. — Скайлар сложил руки на груди, поясницей привалился к балюстраде. — Пожалуй, мне пора позвонить родителям. Сказать, что я прибыл. Встретился с дядей, тетей и кузинами. Обзавелся новыми друзьями.
Джонеси повернулась. На этот раз прижалась бедрами к его левой ноге.
— Скажи мне, Скайлар, что ты думаешь о побрякушках твоей тети?
Скайлар покраснел.
— Что ты называешь побрякушками?
— Ее тиару, ожерелье…
— А-а… Ее драгоценности. Я бы сказал, очень блестят. А почему они требуют особого охранника?
— Скайлар. Они же стоят больше пяти миллионов долларов.
— Пяти миллионов?!