Выбрать главу

Возраст его равнялся 54-м годам; даже ещё не исполнилось его величеству полных 60 лет[48]. Тогда-то люди впервые поняли: вот оно, непостоянство жизни и смерти — граница между ними уязвима, как листья бананового дерева, как пузырьки на воде. Небо заволокло тучами, луна и солнце потеряли своё сияние, люди погрузились в горе, словно это отцы и дети облачились в траур.

Когда будда Шакьямуни, пребывая под сенью двух деревьев сяра[49] возвестил о наступающей своей кончине, сказав: «Всякий живущий непременно погибнет», — это ввергло в печаль большие скопления существ, начиная от людей и небожителей и кончая пятьюдесятью видами живого, вплоть до лишённых чувств трав и деревьев, до обитающих в горах и на равнинах зверей и до рыб из больших и малых рек. Ветер в лесу из деревьев сяра затих, внезапно сделался удивительным цвет их[50], в реке Бацудай замутились водяные струи, а десятки тысяч деревьев и тысячи трав — все обнаружили следы горестных слёз.

При вхождении Будды в нирвану в пятнадцатый день 2-й луны пятьдесят два вида живого показали знаки горести; а при кончине государя во второй день теперешней 7-й луны, «месяца Наук»[51] все во дворце девятивратном[52] — высшие и низшие, вплоть до существ, лишенных сердец, тоже окрасились в цвет горести. И уж тем более люд и, которые были удостоены чести близко служить государю, которые напрямую заботились о нём, — как же они-то себя чувствовали?!

Ни знатнейшие, именуемые «лунными вельможами и гостями с облаков», которым было дозволено приближаться к мощениям из драгоценных камней, уже никогда не могли услышать голос августейшего, ни отделённая от других людей парчёвым балдахином монашествующая государыня-матушка и придворные дамы — не могли более лицезреть облик августейшего. Но и среди них на редкость глубока была скорбь монашествующей государыни-вдовы.

На спальном ложе, яшмами украшенном, втуне оставлено старинное одеяло августейшего, под подушкой с коралловыми украшениями понапрасну скопились государевы слёзы, пролитые из-за его тоски по минувшему, а у основания светильника постоянно лежит тень. Поэтому сюда невольно доносится унылое стрекотание кузнечиков под стеной; хотя в южном дворике и можно видеть цветы, в них уже нет того аромата, что бывает в соединённых между собою рукавах; хоть и можно слышать звон насекомых в северном дворике[53], — его не сравнить со звуками голосов, что бывают слышны от подушек, положенных вплотную одна к другой. Теперь ночь тянется долго, и день тоже долго длится.

Несмотря на то, что все молили, чтобы оба экс-императора[54] жили тысячи осеней, десятки тысяч лет, для рождённых в Джамбудвипе[55], независимо от того, благородные они или подлые, высокие или низкие, — нет различий в пределах быстротечности бытия, будь они хоть кшатрии, хоть шудры[56].

Ведь и великой мудростью наделённые Гласу внимавшие[57] только лишь проявили результаты деяний, совершённых ими в прежних рождениях, поэтому, как ни удивительны деяния простого смертного, стыдно, что за прошлогодними слезами августейшего в нынешнем году неотступно следует роса на рукавах[58]. Это словно повернуть руку ладонью вниз. Как говорила в своём гадании жрица, какой она будет, грядущая жизнь? По его стенаниям трудно узнать, что лежит на сердце у Нового экс-императора. Поистине, словно стоишь на тонком льду, обратясь к самому краю бездны. Конечно, по большей части двор громко шумел, а в кельях отшельников тихо шептались.

ГЛАВА 4.

О том, как был задуман августейший заговор Нового экс-императора

Говорили, что в особняке на востоке улицы Сандзё собирается множество воинов-стражников государя; по ночам они готовят мятеж, днём поднимаются в горы, поросшие лесом, и наблюдают за императорским дворцом Такамацу[59]. А между тем, на рассвете третьего числа по распоряжению Ёситомо, владетеля провинции Симоцукэ[60], схватили трёх человек, отсутствовавших во дворце на востоке улицы Сандзё, — Мицукадзу из Ведомства по учёту доходов и расходов с его подчинёнными. Все были поражены: только вчера произошла кончина монашествующего государя, а уже сегодня могло случиться такое!

По всей столице разносились слухи о мятеже. С востока и запада, с юга и севера собирались воины; боевые доспехи везли на конях, доставляли на повозках. Люди скапливались, скрывая свою осмотрительность, — и кроме всего этого много было удивительного.

Помимо этого, Новый экс-император по секрету изволил молвить:

— Прежде всего, хотя и говорят, что следующим получает титул императора не обязательно старший сын прежнего государя или его сын от наложницы, наследник престола провозглашается либо в соответствии с его талантами и силой, либо в зависимости от благородного или скромного происхождения его предков по материнской линии. Тем не менее, государь потерял лицо перед людьми из-за того, что ему угодно было передать престол отдалённому из его младших братьев, из-за того, что его отец благоволил своему сыну от тогдашней супруги. Для него это было тогда унизительно.

— Всё это так. Но прежний император, Коноэ[61], умер в молодые годы из-за того, что не было у него достаточно оснований для занятия престола. Впрочем, уже тогда стало ясно, что небо его не признаёт. Из за этого тогда же мало-помалу стало определяться прямое наследование принца Сигэхито. Правда, кроме претендентов на престол ещё четыре принца питали неприязнь к его характеру и не могли её подавить в себе. Какая жалость!

Так обстояло дело в отношениях между господами. Но были также неприятные стороны и в отношениях между разными подданными. По той же причине тогдашний канцлер, который именовался его высочеством Тадамити, стал прозываться Министром из храма Хоссёдзи[62]. Он был старшим сыном пребывающего в созерцании его высочества Фукэ[63]. Есть также вельможа, которого называют Левым министром Ёринага из Удзи[64], — это второй сын его высочества Пребывающего в созерцании и младший брат господина канцлера.

Тем не менее братья, между которыми существовало твёрдое соглашение, особенно щепетильно соблюдали правила обхождения, как вдруг это их взаимное соглашение было нарушено. Господин Левый министр был особенно любим его светлостью из числа его сыновей. В двадцать шестой день 9-й луны 6-го года правления под девизом Кюан[65], не посчитавшись с мнением господина канцлера, он сделался обладателем символов власти главы клана[66], а в десятый день 1-й луны следующего, 1-го года правления под девизом Нимпэй[67], согласно императорскому рескрипту о важнейших делах Высшего государственного управления, стал вершить большими и малыми делами в Поднебесной.

Вообще говоря, все были согласны в том, что это пример редкостный, когда верноподданный сосредоточивает у себя обязанности регента, канцлера и иных власть предержащих. Между тем, когда господин канцлер ещё именовался просто регентом, ему угодно было за ходом дел в Поднебесной наблюдать со стороны. Но тому, чем вельможный канцлер изволил высказывать недовольство, были и древние примеры, которые берут начало от его предка, преданного и милосердного князя[68], когда регент возложил на себя ещё и предварительный просмотр бумаг Высшего государственного совета, и дела главы клана. Однако в те времена, когда Тадамити был регентом, от обеих обязанностей его отстранил Левый министр. Он не только не уронил их достоинство в своё время, но и грядущим поколениям не оставил достойного сожаления повода для хулы.

вернуться

48

2 «Шестидесятилетним» в старой Японии принято было называть человека, которому исполнилось 55 лет.

вернуться

49

3 Сяра (санскр. сала) — тиковые деревья, в роще из которых будда Шакьямуни произносил свои последние проповеди ученикам перед тем, как погрузиться в нирвану.

вернуться

50

4 Деревья в роще, где находился будда Шакьямуни, увяли в момент его смерти, и листья их тотчас же пожелтели.

вернуться

51

5 В старой Японии в качестве названий, как и сейчас, использовались порядковые номера лун. Параллельно имели хождение и исконно японские их названия: для 1-й — «месяц Добрых отношений», для 2-й — «месяц Прибавления платья», для 3-й — «месяц Пробуждения природы», для 4-й — «месяц цветка У», для 5-й — «месяц Посевов», для 6-й — «Безводный месяц», для 7-й — «месяц Наук», для 8-й — «месяц Любования луной» (или «месяц Листьев»), для 9-й — «Долгий месяц» (или «месяц Хризантем»), для 10-й — «месяц Без богов» (или «месяц Без грома»), для 11-й — «месяц Белого инея», для 12-й — «Последний».

вернуться

52

6 «Девятивратный» — метафорическое обозначение императорского дворца.

вернуться

53

7 В южной части дворцового комплекса располагались покои самого императора, а в северной — женские покои.

вернуться

54

8 «Оба экс-императора» — здесь: экс-императоры Коноэ и Тоба.

вернуться

55

9 Джамбудвипа (санскр.; яп. Эмбудай) — первоначально: обращённый к морю южный склон горы Сумеру, центра вселенной. В переносном смысле — буддийская Ойкумена, бренный мир.

вернуться

56

10 Кшатрии и шудры — две из четырёх варн (сословий) древнеиндийского общества. Кшатрии— (воины) считались 2-й после жреческой, благородной варной; шудры (неполноправные) — 4-й, зависимой варной.

вернуться

57

11 «Гласу внимавшие» (яп. сё мон, санскр. шравака) — представители седьмой (из десяти) буддйской ступени совершенства. Те, кто достиг просветления, слушая наставления будды Шакьямуни из его уст.

вернуться

58

12 «Роса на рукавах» — метафора слёз. Смысл фразы в том, что смерть экс-императора Тоба (император — не более, чем смертный, подверженный действию закона причинности) является результатом действия его кармы. Буддисту стыдно не понимать этого и год спустя после смерти экс-императора.

вернуться

59

1 «Дворец Такамацу» — временная резиденция императора, расположенная в столице, к югу от улицы Сандзё.

вернуться

60

2 «Ёситомо, владетель провинции Симоцукэ» — Минамото-но Ёситомо (1123–1160), отец основателя первого сёгуната Минамото-но Ёритомо и полководца Ёсицунэ, героя многих литературных произведений Во время «смуты годов Хогэн» был сторонником императора Госиракава. Позднее погиб от руки собственного вассала, который отослал его голову в столицу, врагам Ёситомо.

вернуться

61

3 «Император Коноэ» (1139-55), 9-й сын императора Тоба от его любимой наложницы, возведён на трон в трёхлетнем возрасте, в 1142 г. после отречения от престола его старшего брата по отцу, Сутоку (Сутоку — далее: «Новый экс- император»).

вернуться

62

4 Речь идёт о Фудзивара-но Тадамити (1097–1164), поэте и крупном государственном деятеле конца эпохи Хэйан. Занимал высшие административные посты в течение правлений 4-х императоров. Пост государственного канцлера занял в 1121 г. В 1130 г. выдал за императора Коноэ свою дочь Масако. Позднее ушёл от активной административной деятельности и принял постриг в буддийском храме Хоссёдзи, который он же и построил в 1148 г.

вернуться

63

5 Фукэ — прозвище Фудзивара-но Тададзанэ (1078–1162), дважды занимавшего пост канцлера, бывшего регентом, а впоследствии и тестем императора Тоба. В конце жизни принял постриг.

вернуться

64

6 «Левый министр Ёринага из Удзи» — Фудзивара-но Ёринага (1120–1156), младший брат Тадамити (см. примеч. 4) и 2-й сын Тададзанэ (см. примеч. 5). Занимал ряд высоких постов при дворе. В 1150 г. выдал за императора Коноэ свою приёмную дочь Масуко, а когда так же поступил его брат, выдавший за Коноэ свою приёмную дочь, между братьями началась размолвка. После смерти Коноэ (1155 г.) престол попытался снова занять его предшественник, император Сутоку, которого поддерживал Тадамити. Ёринага, интересы которого при дворе были заметно ущемлены, поднял мятеж, в ходе которого погиб. Три его сына были отправлены в ссылку.

вернуться

65

7 «Двадцать шестой день 9-й луны 6-го года правления под девизом Кюан» — 18 октября 1150 г.

вернуться

66

8 Имеются в виду три символа власти главы клана (удзи-но тедзя) Фудзивара.

вернуться

67

9 «десятый день 1-й луны 1 — го года правления под девизом Нимпэй» — 30 января 1151 г.

вернуться

68

10 Имеется в виду Фудзивара-но Ёсифуса (804–872), второй сын Накатоми-но Каматари, основателя рода Фудзивара. Был женат на дочери императора Сага (на престоле — в 810–823 гг.). Его дочь Акико стала матерью будущего императора Сага (на престоле в 859–871 гг.). Впервые в японской истории одновременно занимал должности государственного канцлера и регента при собственном августейшем внуке.