– Ступай, сынок.
Много еще шедевров мирового искусства посрамил бы, наверное, Нуньо, но в. один прекрасный день, когда он ждал Маку, чтоб передать ей письмо от дона Мигдонио де ла Торре, он увидев вдруг, что площадь 28 Июля заполнила разъяренная толпа. Комитет оскорбленных женщин вышагивал в полном составе под водительством своей председательницы доньи Хосефины де ла Торре. Оскорбленные женщины несли плакаты: «Да здравствует добродетель, долой правительство!» Ликующие мальчишки бежали вслед. Нуньо спокойно глянул на беснующихся матрон и твердо встал в дверях пансиона «Мундиаль». Оскорбленные женщины приближались.
– Шлюха! Шлюха! Шлюха! – вопили они.
Генералы кинулись к окнам. Они смеялись. Это еще больше разозлило дам. Жена Канчукахи бросила камень. Жена Солидоро последовала ее примеру и попала в Генерала Лa Map. Полный достоинства, спокойный и неподвижный, Нуньо улыбался, стоя в дверях. Донья Хосефина де ла Торре (она давно знала Нуньо, вся провинция знала этого сводника) бросила в него камень. Нуньо все так же улыбался. Следующий камень попал ему в щеку, еще один разбил губу. Дело могло зайти весьма далеко, но, к счастью, полицейские догадались, что такого рода события вряд ли придутся по душе младшему лейтенанту Тарамоне, и разогнали демонстрацию.
Уже смеркалось, когда Мака сошла с катера «Горяночка». Тут же у причала ей рассказали о нападении на пансион. Нуньо по-прежнему стоял на страже у дверей. Мака взглянула на его окровавленное лицо и улыбнулась. Она порозовела, то ли от волнения, то ли от света вечерней зари. Попросила платок. Подошла к Нуньо и осторожно принялась стирать кровь с бледного его лица.
– Тебе больно, Нуньо?
– Для вас я не торопясь прошел бы сквозь ад, – сказал Нуньо и задрожал. Он знал: эта дрожь не уймется даже через двадцать четыре часа, через двадцать четыре года, через двадцать четыре века. Мака опять улыбнулась. И Нуньо увидел в ее глазах тот миг, когда отец его соединился с матерью, дабы произвести на свет его, Нуньо, для того, чтобы он пережил вот эту огненную минуту.
– Я знаю, ты горишь, Нуньо. Но я не хочу, чтобы ты попал в ад, где все мы, грешники и негодяи, встретимся снова. Если ты меня любишь, пройди по воде.
Мака засмеялась. Теперь в ее глазах Нуньо увидел себя совсем маленьким мальчиком.
– Это легко, госпожа.
С печальной улыбкой повернулся он к озеру. Пукало рванул струны гитары. Мака бросала генералам шоколад, и они дрались между собой. Не замечая бурных волн, Нуньо ступил на воду и пошел. Генералы завизжали. Мака зарыдала хрипло. Неправдоподобный, окутанный туманом, шел Нуньо по воде в сторону Янакочи. Наверное, он заблудился, потому что наутро волной прибило его тело к пристани Успачаки.
Судья никак не мог найти предлог поближе познакомиться с Макой. Неизвестно, как бы пошли его дела дальше, но тут Арутинго посетила счастливая мысль устроить конкурс красоты и избрать королеву долины Яваркоча. Арутинго мечтал о месте эксперта в суде. И не сомневался, что лучший способ добиться этого места – постараться угодить доктору Монтенегро. Комиссия по избранию Королевы красоты и Покровительницы искусств долины Яваркоча просила судью оказать ей честь и занять место председателя жюри. Были отпечатаны объявления. На другой день донья Хосефина де ла Торре нанесла судье визит и сообщила без околичностей, что «Комитет оскорбленных женщин, оказавший мне честь, избрав своим председателем, считает, что этот конкурс – типичная коммунистическая провокация».
– Я не знал, что вы председательница досточтимого Комитета оскорбленных женщин. Впервые слышу, сеньорита де ла Торре, что вы были замужем, – язвительно заметил судья.
– Как вы смеете, доктор?! Я честная девушка. Но разве я не могу разделять чувства гнева и боли, охватившие достойных и благородных женщин нашего города?
– Что-то больно мудрено, госпожа девственная супруга.
Донья Хосефина де ла Торре глянула на него с презрением.
– «Есть птицы, что идут по болоту и остаются чистыми», доктор, – процитировала она. – Комитет, избравший меня на должность председателя, обязанности которого я выполняю, разумеется, ad honores [2] получил сведения, что группа марксистских агитаторов готовится выдвинуть кандидатуру некой особы, чьим именем я не желаю загрязнить свои уста.
– Очень уж непонятно вы говорите, сеньорита.
– Вы прекрасно знаете, кого я имею в виду, доктор.
– Но если вы не назовете имя…
Руководительница Комитета залилась краской.
– Мятежные элементы нашей провинции собираются выдвинуть кандидатуру некоей Альборнос.
– Вы имеете в виду сеньориту Маку Альборнос?