Чрез несколько дней взъехал я на пространную долину, которая вся покрыта была человеческими костьми. Я сожалел о судьбе сих погибших и лишенных погребения и предался в размышления о причинах, приводящих смертных в столь враждебные противу себя поступки. Но задумчивость моя пресеклась тем, что конь мой вдруг остановился. Я понуждал оного вперед, он ни шагу не двигался. Я окинул взорами и увидел пред собой лежащую богатырскую голову отменной величины.[33] Жалко стало мне видеть сию, валяющуюся, может быть, между костями погаными. Я сошел с коня и вырыл яму, вознамерясь предать земле кость богатырскую. Окончав рытье, поднял я голову сию и увидел под оною превеликий медный ключ. Окончав погребение и, по обычаю, воздвигнув признак, воткнул я мое копье над гробом, ибо не было никакого иного оружия, кое следовало повесить над могилою богатырскою, и в честь сего не пожалел я копья моего. Потом взял я ключ и прочел на оном следующую надпись на славянском языке:
Доброе дело не остается без награды. Возьми сей ключ и шествуй на восток. Ты найдешь медную дверь, и сей ключ учинит тебя владетелем великого сокровища…
«Но на что оное богатырю странствующему!» — думал я и хотел продолжать путь мой, но конь мой не вез меня, кроме на восток. Я принужден был следовать его желанию, и он остановился пред утесом высочайшего хребта гор Рифейских (Уральских). Я увидел медную дверь, заросшую мхом, любопытствовал узнать хранимое за оною сокровище, ибо не сомневался, чтоб не к сей двери был мой ключ. Я отпер двери. Пространная палата, вытесанная в горе, представилась глазам моим. Не нашел я там никаких сокровищ, но довольнее был, нежели бы овладел богатством всего света, увидя в одном углу множество доспехов богатырских, в другом углу — копий булатных, в третьем — мечей множество, и я уповал уже обрести между оными Сезострисов. Но, перебирая оные порознь, меч мой с меня не спадал, следственно, и не находилось тут искомого, хотя все оные были доброты редкой. Во время сего упражнения громкий человеческий чох обратил взор мой в четвертый угол, в коем увидел я лежащего воина, от глубокого сна пробудившегося. Я подошел к оному, спрашивал его с вежливостью, кто он, и кому принадлежит палата сия, хранящая столькие сокровища богатырские. Воин встал и с глубоким поклоном ответствовал мне:
— Все сие принадлежит вам, ибо вы имеете ключ от кладовой сильного, могучего богатыря Агрикана, а посему и я верный ваш слуга Тароп.
Любопытно мне было уведать яснее как о Агрикане, так и о нем, почему и просил я его объявить мне о том подробнее. Тароп повествовал:
— Откуда родом был славный и сильный богатырь Агрикан, почти никто не ведает, а известен он по великим делам своим. Не осталось ему ни спорника, ни поборника на белом свете во всю жизнь его. Я верно служил ему двенадцать лет за то, что отнял меня у Яги Бабы и воспоил, воскормил меня вместо отца-матери. Проехали мы с ним все море Казарское (Каспийское), всю землю Заяицкую и всю землю Закамскую, побили войска сильные и покрутили могучих богатырей, которых доспехи и оружие вы здесь видите, но я не мог узнать, откуда Агрикан родом был, и как величали его по отечеству. Наконец Агрикан преставился. Пред смертью он учинил завещание, чтобы я прокликал клич во всю землю и созвал бы сильных, могучих богатырей, чтоб они похоронили оного близ устья Сакмары-реки, где оная впадает в Яик-реку, и, сделав по нем тризны,[34] переведались между собою о его сокровищах. Кто останется победителем, тому и палата сия, тому и я, верный Тароп-слуга. Я исполнил повеление его, отвез его тело на то место, где он себя похоронить велел, и скликал сильных, могучих богатырей. Оные съехались, предали тело земле со всякою честью, посыпали над могилою высокий курган[35] и отправили тризны. Потом выбрали для побоища то место, где ты видел множество костей человеческих. На сем побоище было богатырей трижды тридевять. Оные осмотрели сперва кладовую Агриканову и о таковых сокровищах возрадовались, ибо я пересказывал им, чьи были доспехи, какого богатыря меч-кладенец или копье булатное, и всякому хотелось получить то во власть свою, что Агрикан собрал во всю жизнь свою и своею добыл рукой крепкою. Они бились дней трижды тридевять, не пив, не ев, со добрых коней не слезая, и все погибли, кроме одного сильного, могучего богатыря Еруслана Лазаревича. Он остался победителем, ему я отдал медный ключ и себя в услуги верные. Мы приехали в сию палату. Но как Еруслан бился с богатырем Косожским и почти силы равной, то получил язву крепкую. Он ночевал со мною в сей кладовой своей, и язва его загорелась огнем смертным. Он призвал меня голосом болезненным и вещал ко мне: «Ты гой еси, верный Тароп-слуга! Вижу я кончину свою скорую, не жить уже мне на белом свете, не владеть сими сокровищами. Я видел ныне во сне сильного, могучего богатыря Агрикана. Он возвестил мне конец мой и велел тебя со всеми сокровищами запереть в сей палате, а мне, взяв ключ, идти на ратное поле и там посреди прочих богатырей окончить жизнь мою. Я оставляю тебя. Ты будешь спать сном богатырским лет ровно тридевять, а я столько лет лежать без погребения, ибо чрез все оное время не выищется богатыря добродетельного, который бы, наехав, сжалился над моими костьми и предал бы их погребению. Однако не опасайся, не останешься ты вечно в сем заключении. Найдется богатырь, от коего и твое имя учинится в вечной памяти и коему ты послужишь верой-правдою». Сказав сие, простился Еруслан со мною, запер меня в сем месте, и я спал, не просыпаючи. Теперь же вижу, что настает мне служба великая; для того не сомневаюсь, чтоб не вы были тот славный богатырь, который погреб кости Еруслановы, и у которого определено мне в верных услугах прославиться».
33
Богатырские кости признавались по отменной толстоте своей, и богатырь, наезжающий оные без погребения, долженствовал их предать земле.
35
Сей курган, или холм, виден поднесь и находится верстах в трех от Оренбурга, в правой стороне, едучи к сему городу от Казани.