Я был уверен, что Энди преувеличивает, у него была такая привычка, но в тот вечер я спросил папу о мистере Боудиче. Папа сказал, что он мало что о нем знает, только то, что он был пожизненным холостяком, который жил в этом развалинах дома дольше, чем папа жил на Сикамор-стрит, что продолжалось двадцать пять лет.
— Твой друг Энди не единственный ребенок, на которого он накричал, — сказал папа. — Боудич известен своим скверным характером и своей не менее скверной немецкой овчаркой. Городской совет был бы рад, если бы он умер, чтобы они могли очистить это место, но пока он держится там. Я разговариваю с ним, когда вижу его – что случается редко, – и он кажется достаточно вежливым, но я взрослый человек. У некоторых пожилых парней аллергия на детей. Мой тебе совет, Чарли, держись от него подальше.
Что не было проблемой до того дня в апреле 13-го. О котором я вам сейчас расскажу.
По дороге домой с бейсбольной тренировки я остановился на углу Пайн и Сикамор, чтобы снять левую руку с руля велосипеда и встряхнуть ее. Она все еще была красной и пульсировала после дневных тренировок в спортзале (поле все еще было слишком грязным, чтобы играть). Тренер Харкнесс, который вел тренировки по бейсболу, поставил меня на место бьющего, в то время как несколько парней, пробовавшихся на роль питчера[12], отрабатывали отбивающие броски. Некоторые из этих парней бросали очень сильно. Я не скажу, что тренер мстил мне за отказ играть в баскетбол, где «Ежи» в прошлом сезоне проигрывали со счетом 5:20, но и не скажу, что это было не так.
Покосившийся и бессвязный старый викторианский дом мистера Боудича был справа от меня, и с этого ракурса он больше, чем когда-либо, походил на Психо-Хаус. Я обхватил рукой левую рукоятку своего велосипеда, готовый снова тронуться в путь, когда услышал, как завыла собака. Он доносился из-за дома. Я подумал о собаке-монстре, которую описал Энди, с огромными зубами и красными глазами над слюнявыми челюстями, но это не было «ЯББА-ЯББА-РОУ-РОУ» злобного атакующего животного; это звучало грустно и испуганно. Может быть, даже опустошенный. Я вспомнил об этом, задаваясь вопросом, не является ли это всего лишь ретроспективой, и решил, что это не так. Потому что оно пришло снова. И в третий раз, но низко и как бы раскручиваясь, как будто животное, делающее это, думало, какой в этом прок.
Затем, гораздо тише, чем этот последний, раскручивающийся вой:
— Помогите.
Если бы не эти вопли, я бы спустился с холма к своему дому и выпил стакан молока и полкоробки «Пепперидж Фарм Миланос», счастливый, как моллюск. Что могло плохо кончиться для мистера Боудича. Было уже поздно, тени удлинялись к вечеру, и это был чертовски холодный апрель. Мистер Боудич мог бы пролежать там всю ночь.
Я получил похвалу за его спасение – еще одну золотую звезду за мои заявления в колледж, если я отброшу скромность, как предложил мой отец, и приложу газетную статью, опубликованную неделю спустя, – но это был не я, не совсем.
Это Радар спас его с этими безутешными воплями.
Глава вторая
Я крутанул педали за углом, подъехал к воротам на Сикамор-стрит, и прислонил велосипед к покосившемуся штакетнику. Калитка – короткая, едва доходящая мне до пояса – не открывалась. Я заглянул за нее и увидел большой засов, такой же ржавый, как и ворота, которые он запирал. Я дернул за него, но он намертво приржавел. Собака снова завыла. Я снял свой рюкзак, который был набит книгами, и использовал его как подставку. Я начал перелезать через ворота, ударившись коленом о знак «ОСТОРОЖНО, СОБАКИ», я перебросил одну ногу через ворота, когда кроссовок на второй ноге зацепился за верх. Я подумал, смогу ли я прыгнуть обратно на тротуар, если собака решит преследовать меня, как это было с Энди. Я вспомнил старое клише о том, что страх дает кому-то крылья, и надеялся, что мне не придется выяснять, правда ли это. Я играл в футбол и бейсбол. Я оставил прыжки в высоту легкоатлетам.
Я побежал к задней части дома, высокая трава хлестала меня по штанам. Я не думаю, что видел сарай тогда, потому что я в основном искал собаку. Она была на заднем крыльце. Энди Чен сказал, что она, должно быть, набрала сто двадцать фунтов, и, возможно, так оно и было, когда мы были совсем маленькими детьми, а в будущем у нас была средняя школа, но собака, на которую я смотрел, не могла весить больше шестидесяти или семидесяти. Она была тощей, с пятнистой шерстью, потрепанным хвостом и мордой, которая была в основном белой. Она увидела меня, начала спускаться по шатким ступенькам и чуть не упала, избегая распростертого на них человека. Она бросился на меня, но это была не настоящая атака, а просто прихрамывающий, страдающий артритом бег.
— Радар отключен, — сказал я. На самом деле я не ожидал, что он послушается меня, но он лег на брюхо в сорняки и начал скулить. Я все равно обошел его стороной, направляясь к заднему крыльцу.
Мистер Боудич лежал на левом боку. Его брюки цвета хаки были завязаны узлом выше правого колена. Не нужно было быть врачом, чтобы понять, что нога сломана, и, судя по этой выпуклости, перелом должен был быть довольно серьезным. Я не мог сказать, сколько лет мистеру Боудичу, но довольно старый. Его волосы были в основном белыми, хотя в молодости он, должно быть, был настоящим рыжиком, потому что в них все еще виднелись рыжие пряди. Из-за них казалось, что его волосы ржавеют. Морщины на его щеках и вокруг рта были такими глубокими, что казались бороздками. Было холодно, но на лбу у него выступили капельки пота.
— Нужна помощь, — сказал он. — Упал с гребаной лестницы. — Он попытался показать как. Это заставило его немного пошевелиться на ступеньках, и он застонал.
— Вы звонили в 911? – спросил я.
Он посмотрел на меня, как на идиота.
— Телефон в доме, парень. Я здесь.
Я понял это только позже. У мистера Боудича не было мобильного телефона. Никогда не видел необходимости в их приобретении, едва ли знал, что это такое.
Он снова попытался пошевелиться и оскалил зубы.
— Господи, как больно.
— Тогда вам лучше оставаться на месте, — сказал я.
Я позвонил в 911 и сказал им, что мне нужна скорая помощь на углу Пайн и Сикамор, потому что мистер Боудич упал и сломал ногу. Я сказал, что это выглядело как открытый перелом. Я мог видеть кость, торчащую из штанины его брюк, и его колено тоже выглядело опухшим. Диспетчер спросил у меня номер дома, и я спросил мистера Боудича.
Он снова бросил на меня этот идиотский взгляд и сказал:
— Номер 1.
Я сказал об этом даме, и она сказала, что они немедленно пришлют скорую помощь. Она сказала, что я должна остаться с ним и держать его в тепле.
— Он уже вспотел, — сказал я.
— Если перелом так серьезен, как вы говорите, сэр, это, вероятно, шок.
— М-м-м, хорошо.
Радар, прихрамывая, отступил назад, прижав уши и рыча.
— Прекрати, девочка, — сказал Боудич. — Ложись.
Радар – она, а не он – легла на живот у подножия лестницы с чем-то похожим на облегчение и начала тяжело дышать.
Я снял свою почтовую куртку и начал накрывать ею мистера Боудича.
— Какого черта ты делаешь?
— Я должен держать вас в тепле».
— Мне тепло.
Но я видел, что на самом деле это было не так, потому что он начал дрожать. Он опустил подбородок, чтобы посмотреть на мою куртку.
— Ты старшеклассник, да?
— Да, сэр.
— Красный с золотом. Итак, Хиллвью.
— Да.
— Занимаетесь спортом?
— Футбол и бейсбол.
— Хедгехогс[13]. Что... — Он попытался пошевелиться и вскрикнул. Радар навострила уши и с тревогой посмотрела на него. — Что за глупое имя.
Я не мог не согласиться.
— Вам лучше постараться не двигаться, мистер Боудич.
— Я не могу двигаться. Мне следовало остаться на земле, но я подумал, что смогу добраться до крыльца. Затем внутрь. Должен был попытаться. Скоро здесь будет чертовски холодно.
Я думал, что уже чертовски холодно.
— Рад, что ты пришел. Думаю, ты слышал, как старушка выла.
— Сначала она, потом ваш стон, — сказал я.
Я посмотрела на крыльцо. Я мог видеть дверь, но не думаю, что он смог бы дотянуться до ручки, не встав на здоровое колено. Что я сомневался, что он был бы способен сделать.
12
Питчер (англ. Pitcher — подающий) — в бейсболе это игрок, который бросает мяч с питчерской горки к дому, где его ловит кетчер и пытается отбить бьющий.