В нашем собственном городе с этим делом было туго — эльфов, кроме нас, в Питере не было. В смысле — не было цельных коллективов, проникнутых этой великой и чистой идеей в достаточной степени. А нам страсть как хотелось посмотреть на настоящих эльфов. Во многом поэтому мы и приехали на союзку. И она не обманула наших ожиданий.
Около половины второго ночи, пробираясь вдрызг пьяные по берегу Юшута, мы услышали, как с того берега надрываются чьи-то голоса.
— Элберет Гилтониэль…а-а-а-а-а… свирель… — донес до нас ветер, но вот дальше почти ничего невозможно было разобрать.
— О, — встрепенулся я. — Эльфы!
Но вместе с тем, как мы приближались к источнику звука, голоса стали четче, и мы смогли разобрать отдельные слова:
Залихватская песня поднималась с того берега, словно на крыльях, металась над темной водой и билась о песчаные берега. Слышно было, что поют её несколько человек.
— Нет, Петрович, это не эльфы, — покачал головою Кузьмич. — Не станут эльфы такого петь.
— Похоже! — признал я его правоту и заорал: — Эй вы, там! Хуй ли вы такое орете? На том берегу ненадолго замолчали, а потом ветер донес до нас чей-то злой, прерывистый голос:
— А кто спрашивает?
— Кто надо, тот и спрашивает! — крикнул Кузьмич, и на время все смолкло. В наступившей тишине мы вглядывались в противоположный берег, и неожиданно заметили, как какие-то люди переходят вброд мелководный Юшут. Они двигались прямо в нашем направлении и через несколько минут выбрались на наш берег — четверо, мокрые и очень злые.
— Ну что, блядь, — рявкнул шедший первым рыжеволосый парень в кителе, на петлицах которого красовались эмблемы воздушно-десантных войск. — Кто это тут, ебаный в рот, вопросы нам задает?
Так началось наше знакомство — на повышенных тонах, но именно про такие случаи сказано: “Elen síla lúmenn' omentielvo!”[130]. Через пять минут мы уже сидели кружочком на берегу и пили — сначала ачад, а потом Элберетовку.
— Что это за хуйня? — спросил Ржавый, потому что рыжего десантника звали именно так. — По вкусу напоминает ликер.
— Ты пей, пей, — успокоил его Барин, а потом пообещал:
— Ты с этого ликера еще охуеешь!
Барин не врал — Элберетовка, на вкус кажущаяся тридцатиградусной из-за правильного сочетания сладости и трав, на деле имеет не менее семидесяти градусов спиртовой крепости. Эффект её, особенно по первости, невероятен, и уже через полчаса наши новые знакомые смоги в полной мере прочувствовать его на себе. Здесь были представлены жители сразу двух столиц — йошкаролинцы Лешак, Катанга и Моня-орк, а с ними казанский Феаноринг[131] по прозвищу Ржавый. Он больше всех надрывался про Элберет и про свирель — утверждая, что это есть их собственная, нольдорская боевая песня.
— Зачем же ты, — спросил я у Ржавого, — поешь про Светлую Владычицу такие поносные песни? Ведь даже этот напиток, которым мы вас потчуем, назван в её честь!
— Хуй ли нам напиток? — удивился Ржавый. — Валары[132] нольдорам не указ, что хочу — то и пою, рта мне никто не заткнет. Сами-то из каких будете?
— Мы эльфы, — ответил я. — Приехали сюда из Питера, по обмену опытом.
— Слышал я уже, — кивнул Ржавый, — какие в Питере эльфы.
— Мы тоже, — поддержал беседу Кузьмич, — про Казанских эльфов наслышаны.
— Ну что же, — объявил Ржавый, — стало быть, знакомство состоялось!
Мы перебрались поближе к стоянке Феанорингов, где у них была построена грандиозная делонь. Ржавый, которого разморило от Элберетовки, полез по приставной лестнице наверх, но на саму делонь подняться не смог. Когда до верха оставалось всего пара ступеней, его глаза закрылись, а пальцы разжались — и Ржавый обрушился вниз. Он остался спать прямо возле делони, а йошкаролинцы к этому времени затерялись где-то посреди густой, чернильной темноты — так что мы снова остались одни.
Вскоре Барин заметил, что неподалеку от этого места, метрах в тридцати, виднеется маленький костерок. Он был подобен маяку в окружавшей нас враждебной ночи — и мы, словно корабли, двинулись на его призывный, мерцающий свет.
Выбравшись на поляну, мы увидели небольшое пламя и тесный круг людей возле него. Прямо перед огнем сидела огромная бабища — жирная, словно пузатая винная бочка, угнездившись на грандиозных размеров жопе. Вокруг неё собрались прихлебатели и свита, люди, сочетающие в себе качества смирения и низкопоклонства. Но все это нас не особенно интересовало, так как мы заметили — прямо возле костра стоит котел, полный горячего чая.
После всех блужданий по лесу, после Элберетовки и ачада, которые сегодня весь вечер пили практически без запивки, этот котел был верхом наших вожделений, воплощением материализовавшейся сиюминутной нужды. Тогда Ирка, приблизившись к костру, обратилась к одной из сидевших возле огня молодых женщин:
— Девушка, угостите нас чаем? Кружка у меня есть…
Но не тут-то было. Жирная дама, угнездившаяся возле костра, уставилась на Ирку и с неожиданным раздражением произнесла:
— Ты должна была спросить не у неё, а у меня, девочка… И если бы ты спросила у меня, я бы тебе сразу сказала — для таких, как ты, девочка, у нас чаю нет!
— Какая я тебе девочка? — возмутилась Ирка. — Охуела ты, что ли?
Эти простые слова имели совершенно неожиданный эффект. Жирная дама открыла рот — так широко, что туда можно было бы просунуть сотню хуёв, и выпучила глаза. Все её тело сотрясла крупная дрожь, а окружающие её господа вскочили на ноги и замахали на Ирку руками.
— Ты что! — визгливо заорал один из них, долговязый юнец в светлом, немного потрепанном долгополом клифте. — Это же Алина Немирова — мать ролевого движения! Немедленно извинись!
131
Феаноринги — в произведении Дж. Р. Р. Толкиена “Сильмариллион” так называются эльфы из рода нольдор, прямые потомки принца Феанора. (Принц Феанор прославился тем, что устроил в Валиноре, Благословенной Земле эльфов, кровавую баню, поубивав с целью захвата кораблей несколько тысяч эльфов из народа Тэлери. Он был тем революционером, который вывел нольдор из-под власти валар.) Казанские Феаноринги очень хорошо известны в российской ролевой тусовке, и я без всяких обиняков хочу обнародовать наше мнение по поводу их коллектива: “Казанские Нольдоры — правильные эльфы, хотя и поносят Светлую Владычицу почем зря”.
132
Валар, айнур (эльф.) — в произведении Дж. Р. Р. Толкиена “Сильмариллион” так называется особый класс существ, стихии мира. Варда Элентари, Элберет — в том числе.