— Есть на том берегу один вождь, — вещала Наташа, приподнявшись на своей лежанке и вороша угли специальной палочкой, — Мато Нажин, Стоящий Медведь. Он уже много кого здесь достал своими придирками. Почитает себя, видите ли, ревнителем “индейских законов”. Одному моему знакомому разбил об голову трехлитровую банку, другого унизил. Может, проучите его?
— Мато Нажин? — я открыл глаза и приподнял голову с лежанки. — А он кто?
— Да никто, — отмахнулась Наташа, — пустое место. Вы его вчера наверняка видели — шоркался по всему лагерю в красных трусах и лез со своими “советами”. Показать вам, где стоит его типи? Это совсем недалеко, метров на сто ниже по течению реки. Приметный шатер, с нашего берега его хорошо будет видно!
— Через реку? — оживился Панаев. — Из пращи можно будет достать!
— Вот и хорошо! — обрадовалась Наташа, подливая нам в кружки ерша. — Давайте — пейте и пойдем! Натянув на ноги ботинки (у индейцев не принято сидеть в типи в уличной обуви), мы откинули полог и вылезли на улицу. Было холодно, над рекой и поляной стоял белесый туман. Он клубился и перетекал, скрадывая видимость и принимая странные недолговечные формы. Он был таким плотным, что я далеко не сразу понял, в каком направлении находится река. Нагрузив Наташу деревянным подносом с парой десятков камней, мы вошли в туман и двинулись по прибрежной тропинке вниз по течению реки. Поначалу мы двигались словно в молоке, но как только поле осталось позади — туман исчез, уступая место мокрым кустам и тусклому предрассветному лесу. Только над руслом реки еще висело несколько тонких, вытянутых языков.
— Вон там, — шепнула Наташа. — Видите?
Мы стояли на низком берегу, в окружении спускающихся к воде кустов и невысоких деревьев. Под ногами у нас струилась черная вода, а чуть дальше выплывал из тумана противоположный берег, на котором виднелись стоящие в ряд несколько типи.
— Второе слева, — послышался голос Наташи. — Не перепутайте!
— Да видим мы, — огрызнулся я, забирая у Наташи поднос. — Спасибо, дальше мы сами как-нибудь разберемся!
Наташа кивнула и пошла по тропинке назад, а я расстегнул ватник и принялся разматывать с пояса брезентовую пращу. Наложив камень, я взмахнул рукой — и гудящий снаряд пронесся над водой и скрылся в тумане, чуть в стороне от намеченного мной типи.
— В молоко, — хмуро констатировал Тень, а затем поднял с подноса камень и наложил его на ремень. — А теперь я!
Запущенный им булыжник в считанные мгновения перелетел реку и с глухим стуком врезался в обтянутые материей жерди. Мы успели выстрелить еще пару раз, когда из типи послышались недовольные голоса, а на прибрежную полосу вылезли человек десять КРАЙНЕ НЕДОВОЛЬНЫХ людей. Они повылазили из стоящих поблизости типи и сгрудились на берегу, пристально глядя на нас.
Момент был хороший, поэтому мы с Панаевым отложили пращи, подбоченились и хором зачитали сочиненные по дороге стихи. Короткое четверостишье было посвящено лично Мато Нажину — крайне оскорбительный и чрезвычайно нецензурный куплет[209]. Он имел успех, так как после непродолжительного затишья с того берега к нам донеслись вот какие слова:
— Пидоры, вам пиздец! Поймаем — в жопу выебем!
Кабы мы не были такие синие, то заметили бы, что половина собравшихся на том берегу вовсе не наши сверстники (как мы наивно полагали), а взрослые уже мужики. И вовсе не “пустое место”, как нам обозначила их Наташа Медведь, а люди физически развитые и, как оказалось, вооруженные.
Но на тот момент мы с Панаевым прочно пребывали в плену алкогольных иллюзий. Фигуры на том берегу казались нам размытыми пятнами — больше того, нас немало возмутило, что эти “пятна” смеют нам угрожать!
— Что у вас за кураж — в жопу ебать?! — пронзительно крикнул Панаев. — Сами вы пидоры! Мы добавили к этому и еще кое-чего, что задело собравшихся за живое. Один из мужиков выхватил из наплечной кобуры ствол, направил его в нашу сторону и несколько раз нажал на курок. Раздался грохот, что-то защелкало по окрестным кустам — но нас Панаевым это только развеселило.
— Вильгельм Телль хуев! — заорал Панаев. — Научись сначала стрелять!
Это переполнило меру терпения собравшихся на том берегу людей. Сорвавшись с места, они бросились в сторону переправы, которую мы по пьяни и не подумали разобрать. Тогда мы с Панаевым взяли на плечо по коротенькому бревну и совершенно спокойно отправились лесом в сторону нашего лагеря. Мы ничего не боялись, так как искренне полагали, что имеем дело с кем-то навроде апатичных ролевиков. Так пристало ли нам таиться от них по лесу? Первые четверо поимщиков вылетели на нас совершенно неожиданно. Это были крепкие молодые парни с увесистым дубьем — но сегодня был не их день. Этанол и волшебные грибы надежно хранили меня и Панаева от любых бед.
— Парни, — дружелюбно начал я, — вы не двоих ли обмудков ловите? Они вон туда, к станции побежали!
Туман и предрассветные сумерки сделали свое дело — коротко поблагодарив нас, поимщики бросились в указанном направлении. А с двумя их коллегами, выскочившими на нас буквально через тридцать секунд, Панаев разобрался еще проще:
— Ваши только что пробежали! — крикнул он, одновременно показывая рукой в спину первой четверке. — Похоже, гонят кого-то!
Так бы мы и ушли без боя, если бы у самой переправы на нас не выскочил совсем уже взрослый мужик, вооруженный пистолетом[210] и огромным охотничьим ножом.
— Стоять! — заорал он, в упор глядя на меня. — Пойдешь со мной!
На это мы с Панаевым синхронным движением вырвали из карманов и развернули инспекторские “ксивы”.
— Государственная лесная охрана, Комитет по Лесу Л.О. — объявил я, а Тень уверенно добавил: —Убери пику и ствол, будем говорить!
Не знаю уж почему, но мужик начал запихивать нож в ножны, а ствол в кобуру. Это было ошибкой, так как только он скрестил руки, Панаев резко ударил его по яйцам ногой. Толкнув мужика в прибрежные кусты, мы пошли дальше — не придав случившемуся большого значения и премного довольные собой.
Вернувшись в Наташино типи, мы разулись, разлили по кружкам “ерша” и принялись взахлеб пересказывать истории своих похождений. Нам и в голову не пришло, что полтора десятка взбешенных “поимщиков” уже собрались кругом нашего типи и слушают, как я рассказываю Леночке и Медведю:
209
Мы знаем, чего мы ему сказали, и Мато — тоже знает. А так как наша война с индейцами закончилась в конце концов пусть худым, но все-таки миром — не станем начинать все по-новой, и уж тем более — ругаться издалека. Стоящий Медведь показал себя стоящим противником — таким, что мне больше не хочется на него обзываться.
210
Хуй знает, какой именно у него был ствол. Обстоятельства не позволили нам определиться даже с моделью, не то что рассуждать — газовый это был ствол или боевой. Мне он показался похожим на ТТ, но я не взялся бы “присягнуть об этом на Библии”. С пьяных глаз да под поганками что хочешь могло показаться.