— Фери! — крикнул я, когда кусок был уже на подлете. — Фери!
Фери поднял голову на крик, так что кусок кирпича попал ему в край каски и немало осушил по лицу.
В рамках “плана перепланировки” появилась необходимость снести все стены, кроме капитальных. Для этого нужно было встать на старые ящики и отбить раствор, которым стенная панель крепится к потолку. Тогда её можно будет уронить, опрокинув в соседнюю комнату. Мы именно так и поступали, а когда уронили очередную стену, то неожиданно увидели Барина. Он стоял у противоположной стены с весьма удивленным лицом. Он намеревался поссать и не ожидал, что одна из стен комнаты вдруг с грохотом упадет, подняв целый шторм белесой каменной пыли. Стена тогда не достала до Барина всего каких-нибудь пятидесяти сантиметров. Потом Кримсон решил завести арматуру, чтобы заварить окна в решетки. Арматуру привезли, но с ней вышел вот какой казус. ВПД, знакомый Кримсона, накурился в сопли и принялся эту арматуру пилить. Мы не отставали от него ни с косяком, ни с ножовкой, и за полдня распилили всю арматуру на куски длиной сантиметров в пятнадцать. Трудно сказать, зачем это было сделано, но все, кто в этом участвовал, получили огромное удовольствие. Потом Кримсон пытался сварить из этих обрезков решетку, но это было себе дороже — варить-не переварить, просто охуеть можно. Через пару недель такой работы от детсада не осталось ничего. Мы планомерно перепланировали каждую комнату: сломали стены, сорвали рамы и подоконники, оторвали плинтуса. Мы разбили сантехнику, проломили полы, снесли все двери и только тогда принялись за остальное — детские домики и прочую лабуду, оставшуюся на территории. Последними мы взялись за ненавистные синие цветы — их замазали кистью, а поверх намалевали поганки и всякие другие, более приличествующие перепланированному помещению надписи.
На исходе двух недель стало понятно: никакого магазина не будет в этом убогом хлеву. Тогда Кримсон нашел каких-то черномазых, которые взяли у него руины детсада в аренду на несколько месяцев — за наличку и мимо каких-либо документов. Эти хачики ненадолго там задержались: до первой проверки с целью выяснения, как проходит капремонт и перепланировка. После этой проверки руины забросили совсем.
Их судьба поучительна — в них стала собираться местная молодежь, та же, что раньше посещала этот детсад и спала в крошечных кроватках. Так же, как и тогда, эта публика продолжала орать и гадить на пол, но вместо молочка и овсянки взялась за водочку и героин. Подвал здания облюбовали районные сатанисты под свою церковь, а на втором этаже поселились репера. Руины простояли заброшенными семь лет, а после этого их снесли подчистую и на их месте выстроили жилой дом. Но фундамент остался прежним, и до сих пор, по слухам, из подвала доносятся стоны и вой, стены сочатся кровью, а на этажах находят использованные шприцы.
Демон по имени Мельхола
“Слово «подоночно» имеет значение «хитроумно, весело, необычно»”.
Этой весною брат Гоблин окончательно выжил из ума, до такой степени, что его амбулаторно лечили в клинике имени Бехтерева, поставив диагноз МДП[75]. Нас это нисколько не смущало, благо он был не один такой болезный — пару лет назад я сам пролежал в стационаре им. Степанова-Скворцова пару недель, а после меня туда же угодил Строри. Со мною это приключилось так. Близилась призывная пора, и мне пришлось решать: отправляться в армию, в дурку или в бега. Поразмыслив хорошенько, я решил отправиться в дурку. В “Приключениях бравого солдата Йозефа Швейка” сказано: “Если вас признали сумасшедшим, то это пригодится вам на всю жизнь…” Руководствуясь этими мудрыми наставлениями, я отправился в районный ПНД[76] и записался на обследование.
Я сделал так потому, что лучше записаться заранее, до наступления призывного возраста. Тогда сложится представление, будто бы имеет место действительная проблема, и тебя не заподозрят, что ты в самый ответственный момент пришел в дурку и принялся “косить”. Не менее важно выбрать, подо что и как именно собираешься симулировать. Не верьте тем ненормальным, которые предлагают, чуть что, вскрыть себе вены и залететь “под суицид”. Такие фокусы караются весьма жестоко — до полугода на аминазине[77], после чего “косить” вам больше уже не захочется. Опять же, с ерундой лучше тоже не обращаться — пошлют на хуй за милую душу, и вместо больничных тапочек придется примерять сапоги. Лучше заранее нацелиться на определенный диагноз, а для этого надо понимать некоторые особенности нашей системы психиатрии.
В первую очередь следует помнить, что диагноз зависит не от вашего поведения, а от мнения лечащего врача. Мнение же лечащего врача зависит от учреждения, к которому он приписан. Из этого правила бывают исключения, но в целом оно соблюдается железобетонно — Скворечник ставит всем подряд диагноз “психопатия”, Бехтеревка лепит поверх своих пациентов “МДП”, а Пряжка полагает большинство содержащихся в ней шизофрениками.
Я стал собирать информацию и узнал вот что — в Бехтеревку попасть достаточно трудно, но там хорошая кормежка, на Пряжке здание царской постройки больше напоминает тюрьму, а вот в Скворечнике — парк, трехэтажные корпуса и окна вместо решеток забраны толстыми досками. Взвесив все хорошенько, я возжелал побывать в стационаре им. Степанова-Скворцова и стал симулировать психопатию, так как это самый надежный способ туда попасть. Это тонкое и интересное дело. Главное здесь — не полагать врачей глупее себя и стараться вести себя как можно более естественно. Со времен Йозефа Швейка психиатрия немало шагнула вперед и симулировать по книге Гашека я вам не советую. На самом деле это делается вот как.