— Это не безобразие, а рама Бэйера. И выписана она для хирургического, а не лично чьего-либо отделения. Я пользуюсь ею для работы, и притом небезуспешно.
— А как вы осмеливаетесь делать анестезию перелома? Вы можете сделать жировую эмболию!
— Анестезия не только снимает боль, что и само по себе неплохо, но и расслабляет мускулатуру, что облегчает репозицию отломков. Что же касается эмболии, то я ввожу не в сосуд, а в ткани, что и проверяю поршнем.
— Я не потерплю, чтобы в моем отделении ставили эксперименты на живых людях!
И кто мне это сказал? Тот, кто калечил людей, зашивая им кисетным швом задний проход, подшивал кишку к позвоночнику и нисколько не расстраивался, калеча «подопытных кроликов»!
Нет, этого я перенести была не в состоянии! В душе у меня что-то воспротивилось дальнейшему моему пребыванию в больнице. Решение было принято: в шахту! Там тяжелее, опаснее, но чище… на душе. Однако принять решение — это одно, осуществить его — это другое. Нужен был какой-то толчок. Долго ждать его не пришлось.
Закон парных явлений
Не помню, кто (но, очевидно, наблюдательный человек) заметил, что в событиях, происшествиях и особенно в несчастных случаях и преступлениях наблюдается какая-то парность. Если поступил один с очень редким видом травмы, то жди вскоре и второго с такой же травмой. Так было и в данном случае. Стоило поступить одному уже немолодому каторжанину с разрывом уретры, как вслед за ним доставили и другого — совсем еще молодого парня с такой же травмой. Обоих прооперировал, и очень удачно, Кузнецов. На этот счет он был мастер. Обоим, сделав разрез в области промежности, он ввел катетер: одним концом — в мочевой пузырь, другим, — соединяя оба отрезка мочеиспускательного канала, — наружу. Моча, не задерживаясь в мочевом пузыре, каплями поступает в баночку. Заживление пошло быстро, и оба больных уже ходили, придерживая баночку рукой и отвечая на шутки, на которые не скупились товарищи по несчастью. Но судьба готовила неожиданный удар. То есть не судьба, а Пуляевский. Говорят, судьба — индейка. И почему-то считают индейку дурой. Вот Пуляевский — настоящий индюк, глупый и надутый. А когда власть в руках глупца, к тому же партийного… Обоих бедолаг положили в палату Пуляевского, палату травматиков. И Пуля вознегодовал оттого, что Кузнецов прооперировал обоих по-своему.
— У нас, — бурчал он, — делали в подобных случаях sectio alto — свищ мочевого пузыря, и моча «сифоном» стекала через резиновый шланг наружу.
— …А больные, помучившись с месяц или два, умирали от сепсиса, вызванного мацерацией[16], — подсказал Людвиг.
Пуляевский надулся — совсем как индюк:
— Вы, молодой человек, материнское молоко с губ сотрите и тогда будете спорить с людьми, имеющими многолетний опыт.
Мы с Людвигом переглянулись. Нам стало ясно, что спорить с выжившим из ума вольным врачом бесполезно.
Но вот настал этот роковой день. Было воскресенье. Из вольных никого — ни Кузнецова, ни Урванцевой. К несчастью, один все же был: Пуляевский. Он дежурил по больнице.
— Сестра! — обратился ко мне Пуля (он так и не запомнил, как звали средних медработников хирургического отделения). — Сестра, подготовьте к операции в гнойном отделении тех двух, что с баночками ходят. Я их прооперирую так, как нас учили.
— Они уже прооперированы, причем удачно. И на пути к полному выздоровлению.
— Я распоряжаюсь, а не собираюсь вступать в препирательства с какой-то девчонкой!
— И я не собираюсь с вами спорить. Но их оперировал Кузнецов. Он — заведующий отделением. Он знал, что и как делать!
— Я лучше знаю, как положено поступать! Это мои больные, из моей палаты, и я сделаю так, как считаю нужным!
— А я считаю нужным не допустить подобного самодурства! Я не впущу вас и инструмента не дам! — воскликнула я, заслоняя собой дверь.
В это время к дверям перевязочной подошло целое шествие: санитар Август и медбрат вели под руки растерянного больного, который был уже без кальсон. Он испуганно ежился, одной рукой натягивая вниз подол рубахи, другой — придерживая баночку. Все сестры следовали за ним.
— Санитар! — завопил Пуля. — Отопри или взломай дверь, а вы, — сказал он, обращаясь к сестрам, — приготовьте инструмент. Кто из вас умеет давать наркоз?
— Я дам наркоз! — с готовностью сказала Любовь Яковлевна, всегда лебезившая перед вольными врачами.
Зажимая ключ в кулаке, я ринулась вниз в поисках хоть кого-либо из вольных, но куда там! Кто из вольняшек будет в воскресенье на рабочем месте!
16
размягчение или распадение тканей на клетки при их длительном соприкосновении с водой, растворами кислот, щелочей.