Существует и еще одно объяснение ее поступка. Не месть руководила ею — Годунов и его семья уже отошли в мир иной, суд Божий свершился над ними; не стремление вернуться в царские покои — она давно уже отвыкла от мирской суеты в монастыре; не страх — что может устрашить женщину, бывшую супругой самого Ивана Грозного, к тому же способную не убояться допросов у Годунова? — но единственно жалость к безродному сироте, ждущему от нее сострадания, мягкость сердца матери, безвременно потерявшей сына. Этот мотив назвал драматург А. Н. Островский в своей пьесе «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский»:
говорит самозванец А. Н. Островского. Так драматург гениальным чутьем обнаружил еще один возможный, но ускользнувший от внимания историков мотив поступка старицы Марфы.
С мечом наголо
Вскоре после коронации царя и великого князя Дмитрия Ивановича были розданы и обещанные милости: Нагим дали «боярство и вотчины великие, и дворы Годуновых и з животы…»[119], брат Марфы Михаил Нагой пожалован первым чином в Думе — конюшего. С середины XVI века должность конюшего стала самой высокой: «А кто бывает конюшим, и тот первый боярин и чином и честью». При Федоре Ивановиче конюшим был Борис Годунов, в царство Годунова — его дядя Дмитрий Годунов[120].
Кому раздавали земли, кому денежные оклады, кому новые чины. Особенно жаловали пострадавших при Годунове: были возвращены из ссылки и из дальних монастырей Романовы, будущий царь Михаил Романов вместе с матерью приехали в Москву, сюда же вернулся и Филарет Романов, возведенный в сан митрополита Ростовского. Все, кто мог ловкостью и умением угождать самозванцу, получали от него желаемое. Боярством был пожалован друг и родственник Татевых Борис Михайлович Лыков, возвысившийся до чина «великого кравчего»; кравчий (или «крайчий») вместе с дворецким, конюшим и казначеем принадлежал к высшим чинам Думы, в его обязанности входило во время церемоний смотреть за стольниками и стоять у стола государя. Но кравчие выполняли и более ответственные поручения: так, Лыков поедет посланцем к невесте царя Марине Мнишек, когда та будет направляться в Москву, он же торжественно встретит ее недалеко от границы и будет сопровождать со всеми почестями в Москву.
Получил боярство дядя Скопина — Борис Петрович Татев; жаловал новый царь и двоюродных его дядей — Семена и Федора Андреевичей, которые присутствовали на свадьбе самозванца. Однако одаривал он не только опальных при Годунове, но и воевавших против него самого. Многие воеводы, которых он взял в плен, были им милостиво прощены и вновь отправлены на воеводства. Федор Иванович Мстиславский, возглавлявший царское войско против самозванца, был не только прощен новым царем, но и сохранил за собой высокое место в Думе; людей военных, храбро исполнявших свой долг, самозванец будет особенно жаловать своим вниманием.