Однако внешнеполитическим планам самозванца не суждено было осуществиться, ибо, как заметил Н. М. Карамзин, «главным его врагом был он сам».
Московская свадьба
«Всякому следует остерегаться ездить на такие свадьбы, как московская и парижская», — написал после убийства Лжедмитрия I очевидец событий Конрад Буссов. Парижская свадьба Маргариты Валуа и Генриха Наваррского закончилась кровавой резней, когда в 1572 году, в ночь с 23 на 24 августа, накануне дня святого Варфоломея, в Париже и других городах было убито около 30 тысяч безоружных гугенотов — так называли во Франции протестантов. Столь любимый Лжедмитрием Генрих Наваррский, будущий король Франции, избежал гибели лишь поменяв религию и перейдя — правда, на время — из гугенотов в католики, с тем чтобы вскоре вновь стать гугенотом. Российский самозванец ради трона и получения польской поддержки тоже был готов поменять веру и перейти в католичество, однако собственную свадьбу ему удалось пережить лишь на несколько дней.
В сентябре 1605 года названный Дмитрий, помня о данном им обещании жениться на Марине Мнишек, отправил к ее отцу, воеводе Сандомирскому, посла со свадебными дарами и поручением просить руки. Послала свои подарки будущей невестке и царица Марфа, «мать» самозванца. Дары были по-царски богатыми. Среди них особенно выделялся образ Троицы в серебряном окладе, украшенный драгоценными камнями, 20 серебряных с позолотой кубков, также богато украшенных. От самого царя — «адамантовый», с алмазом перстень, ожерелье стоимостью в 48 тысяч флоринов, платье на сумму в 16 тысяч флоринов, двенадцать кусков дорогого бархата и атласа стоимостью в четыре тысячи флоринов, сабли и конская упряжь на 74 тысячи флоринов, сорок фунтов крупного жемчуга на 48 128 флоринов, часы стоимостью десять тысяч флоринов, отлитые из серебря корабль и птицы. В московских деньгах все подарки оценивались на сумму 130 761 рубль. Как пишет голландский купец Исаак Масса, бывший в то время в России, «невеста вполне могла снарядить себя и свою свиту для торжественного въезда в Москву, не был забыт и папа»[159].
Король Сигизмунд дал согласие на брак своей подданной с московским государем, и в Кракове состоялось заочное обручение молодых. Место жениха занимал думный дьяк Афанасий Власьев. На брачной церемонии Сигизмунд III, обращаясь к Марине, «увещевал ее распространять, по мере сил, религию католическую в государстве Московском, и возбуждать в сердце своего супруга любовь и привязанность к Польше, своей родине»[160]. Этот брак всячески приветствовался не только в Польше, его горячо одобрял и поддерживал римский папа, мечтавший распространить свою власть на Россию, руками поляков и русских изгнать протестантов из Швеции и создать коалицию против Османской империи. Для этой цели можно было даже выдать желаемое за действительное, приукрасив европейскую ситуацию и подначив амбициозного самозванца к опасным и вредным для России действиям. «Так как монархи христианские горят желанием заключить союз против самого ужасного врага церкви, то его святейшество полагает, что они окажут тем более ревности и готовности, ежели узнают о намерении его светлости (Дмитрия Ивановича. — Н.П.)… Димитрий есть самый могущественный государь, он имеет огромное войско и обладает всеми средствами для ведения такой войны, и просит его, чтобы он первый начал неприязненные действия, и первый напал бы на турок… Блистательных побед все ожидают от его храбрости и мудрости»[161].
Для папы брак российского царя с католичкой и польской подданной представлял собой лучший способ реализации его планов. Об этом красноречиво свидетельствует письмо с наставлениями, которое Павел V отправил Марине: «Нам желательно видеть от твоей светлости все, чего должно ожидать от благородной женщины, воспламененной ревностью к Богу, памятующей Божественные благодеяния. Первым же и самым главным является то, чтобы ты со всяким старанием и тщательностью озаботилась вместе с любезнейшим сыном нашим Димитрием, великим и могущественным князем, твоим мужем, чтобы как почитание католического исповедания, так и учение Апостольской святой римской церкви было принято народами, подчиненными вашей власти, и, будучи принято — было бы твердо удержано и умножено»[162]. Доселе ни один из иноверцев еще не занимал российский престол, обязательным условием брачного союза был их переход в православие. Марина переходить в православие не собиралась, но самозванец не предавал ее намерения гласности.
159