Фразеры. – Под этим названием разумеют особь двоякого разбора: Фиоритуристы и Тупицы.
Фиоритуристы все те, которые никак не могут убедиться, что чем проще и яснее выражается человек, тем лучше. Фразерство, о котором мы говорим, проистекает по большей части из желания прослыть любезным, желания, соединенного с созданием своей неспособности к любезности, преимущественно в женском обществе. Вы прогуливаетесь в лодке; рулем правит барышня и правит криво и косо: "Сударыня, скажет фиоритурист, вам опасно вверить кормило правления!..." или: "Я не поручил бы вам Балтийского флота, сударыня! Лавируя таким образом, вы умчали бы нас в самый центр эскадры враждебного флота..." Провинция особенно богата фиоритуристами; там слышал я между прочим такую фразу: "Вы едете, сударыня?.. Довольно было впрочем вашего короткого пребывания в местах наших, чтобы построить в сердцах любящих вас людей храм вечных воспоминаний!..." и т. д.
Тупицы – лица, окончательно обиженные природой, отчаянно глупые, повторяющие общие места и говорящие то, что все уже давно знают: "Сегодня пятнадцатое число, через две недели будет первое!" – "Петр Великий гений!" – "Я люблю то, что хорошо!" – "Мужчины не женщины!" – "Железная дорога отличное изобретение!" – "В Петербурге можно все достать за деньги..." – "вообще говоря: болезнь скверная вещь!" – "Кто же не имеет недостатков?" – "Зимою всегда холодно!" – "Сегодня пятница, завтра суббота!" и т. д. Тупица любит иногда пофилософствовать; он ввертывает тогда подобного рода размышления: "Люди как рыбы, большие поедают маленьких..." Иногда тупица пускается в остроумие и любезность. Он собирает каламбуры, остроты, анекдоты, водевильные куплеты; водевили Александрийского театра доставляют ему большую часть его материала; он повторяет на каждом шагу выражения: – "Как сказал один д-р-р-р-ревний воин!" – "Я ехал на лодке Невой... Не вой, братец, не вой!" или каждое слово скрепляет словами: – "Ну и кончено! ну конечно!" или задает вам вопрос: – "Что лучше стакана пунша?" и сам спешит ответить: – "Два стакана пунша!" и тому подобное.
К тупицам принадлежат также люди, которые, прожив с человеком десять лет, ничего больше не в состоянии сказать о нем как: – "Да, он прекрасный человек!" или: "Да, у него неприятный характер!" Также те, которые, находясь с вами в вагоне, поясняют: – "Приехали обедать", когда приехали обедать; – "машина поехала!" когда поехала; – "машина остановилась!" когда остановилась; и т. д.
Если на похоронах подойдет к вам господин или дама и скажут с унылым видом: – "Что ж делать! все мы смертны!..." или: "как быть! никто не минует этого!..." или: – "Что ж делать! все мы там будет!!..." почти наверняка заключайте, что к вам подходили тупицы.
Перейдем теперь к меланхоликам. Меланхолик – который сознает, что он скучен и потому избегает общества, не может иметь места в этой статье, исключительно посвященной лицам, навязывающим себя и всякому жестоко надоедающим.
Здесь, следовательно, идет речь о меланхоликах другого разбора. К вам является господин очень чисто одетый, очень скромного, тихого вида; он вяло раскланивается, вяло опускается в кресло, начинает вертеть шляпу между коленями и молчит; молчит час, другой, третий, изредка разве, и то весьма лаконически, отвечая на вопросы и скрепляя слова свои грустной улыбкой. – "Что с вами, спрашиваете вы: – вы нездоровы?..." – "Нет-с, ничего... я так!..." – и снова молчание. На другой день господин снова является, снова садится в кресло и снова молчит; на третий день тоже. – "Что за черт! думаете вы: – чего же ему от меня надо?..." Ему ничего от вас не надо; но вам его представили, вы случайно с ним познакомились, и он считает своим долгом посещать вас, посидеть час-другой на вашем кресле. Быть может кресло ему понравилось, быть может, вы сами; меланхолик никому не говорит об этом. Как только меланхолик пускается в объяснения, он получает название плаксы. – "Боже мой, что с вами?!." восклицаете вы, пораженные глубоким унынием, написанным в чертах N*. – "Ничего, возражает протяжно заунывным голосом N*: – ничего... так, знаете ли... грустно как-то!..." – "Но отчего же грустно?" – "Так, знаете ли... Когда посмотришь на жизнь... подумаешь обо всем этом..." – "Ну так что ж?" – "Невольно уже тогда как-то грустно делается..." Другого объяснения не ждите. Замечательнее всего, что плаксы-меланхолики посещают всевозможные гулянья, собрания, театры; вы всегда найдете их там, где происходит веселье; какая у них цель при этом – неизвестно. Встретьте плаксу на иллюминации; заметьте ему, что лицо его кажется вам унылым, расстроенным и спросите, почему так? – "Чему же веселиться? возразит он. – Боже мой, неужто вы веселы! Подумайте только! сколько все эти шкалики[28], вся эта иллюминация стоит денег! сколько труда! суета!... и к чему все это?... К чему!... Для одного мига! для одного часа!..." В саду на Минеральных водах плакса прогуливается, как бы замышляя самоубийство: "Чему беснуется вся эта толпа? говорит он, распуская нюни: – взгляните, стеклась она сюда со всех концов Петербурга; суетится, скачет, прыгает... Что могло привлечь ее сюда? Что?..." – "Но сами-то вы зачем приехали?" – "Так, знаете ли, грустно как-то было... взял да и поехал..." Плакса не пропускает ни одной аллеи публичного сада, ни одного закоулка; он останавливается перед каждым балаганом, каждым зрелищем, каждым оркестром; но лицо его остается неизменно расстроенным и как бы всегда сказать хочет: – "Боже, что за пустота! и это называется у них весельем!!.."