— Ну, если вы уверены… — И на глазах Джорджа Родни оттащил тростниковое кресло на солнце и изящно опустился в него — прямо картинка хорошо воспитанного англичанина за границей.
Джордж столкнул лодку Рафаэла, брата Томеу, по слипам в воду, чертыхаясь на каждом вздохе. Она была длинная, тяжелая, неудобная и всего с одним веслом, так что ему пришлось галанить [27], что он делал очень неумело, и это само по себе раздражало, потому что Родни Экланд, со своим гладким вежливым лицом и ровным вкрадчивым голосом, в отутюженном серо-угольном костюме, наблюдал за ним с террасы «Каза Барко». Он медленно плыл, качаясь, и потея, и чертыхаясь, к тому месту, где стояла на якоре «Эклипс», но, когда он окликнул Селину, ответа не последовало.
С некоторыми трудностями он провел свой неуклюжий плот вокруг фалиня у кормы «Эклипс» и сразу же заметил Селину, устроившуюся, как русалка, на одном из камней на дальнем берегу. Она взобралась по ступеням купальни возле одной из маленьких вилл, напоминающих свадебный торт, которые уютно расположились среди сосен, и сидела, обхватив руками колени, а ее волосы рассыпались по мокрой шее и лежали, как мех морского котика. Лодка Рафаэла скользнула под траверсом к левому борту «Эклипс». Джордж положил весло в лодку и встал, сложив руки рупором у рта, чтобы снова позвать ее.
— Селина! — Прозвучало, как разъяренный рев, и она сразу же взглянула. — Плывите сюда, я хочу с вами поговорить.
Поколебавшись всего секунду, она встала и пошла вниз по белым ступеням, спрыгнула в воду и поплыла к нему. Когда она доплыла до лодки, планширы [28]оказались слишком высоки для нее, поэтому ему пришлось подхватить ее под плечи и втащить в лодку, и с ее тела капало, как с только что пойманной рыбы. Они сели на банки лицом друг к другу, и она сказала:
— Извините. Вам нужна была шлюпка?
Ему вдруг пришло в голову, что любая другая женщина, прежде чем что-то сказать, сначала потребовала бы от него извинений за поведение прошлой ночью. Но Селина не была любой другой женщиной.
— Надеюсь, вы не против, что я взяла ее…
— Нет, конечно нет.
— Вы спали, когда я спустилась вниз. Мне пришлось впустить Хуаниту… — Он смотрел на нее, как она говорила, и не слышал ее слов, стараясь смириться с разрушительным известием о том, что она собирается выйти замуж за Родни Экланда, что все это время она помолвлена с ним, что ни слова не сказала Джорджу. — …А ваша приятельница в порядке? Надеюсь, она не слишком сердилась.
— Моя приятельница? А, Фрэнсис. Не знаю, сердится она или нет. Вчера ночью она уехала назад в Сан-Антонио. И вообще, вы ни в чем не виноваты. Она остынет, и все забудется.
— Я не должна была возвращаться в «Каза Барко», теперь я это понимаю, но…
Он больше не мог это выносить:
— Селина.
Она нахмурилась:
— Что-нибудь случилось?
— Послушайте. В «Каза Барко» вас кое-кто ждет. Он приехал, чтобы увезти вас назад в Лондон. Родни Экланд.
Казалось, она окаменела. Ее губы произнесли «Родни», но звука не последовало.
— Он прилетел из Лондона вчера ночью. Он вернулся из Борнмута и узнал, что вы улетели в Сан-Антонио одна, поэтому он сел на первый же самолет. Я сказал ему, что я не ваш отец, и, должен сказать, он не очень-то удивился. Но все-таки он хочет с вами поговорить.
Подул прохладный ветерок, и Селина поежилась. Он увидел тонкую золотую цепочку, исчезающую за вырезом маленького бикини, которое он купил для нее, но теперь он знал, что на ней висел не крестик. Он протянул руку, взял цепочку и вытащил ее наружу, и перед его глазами закачалось и завертелось обручальное кольцо с сапфиром и бриллиантами, подаренное Родни Экландом, и острые стрелы солнечного света заиграли в каждой грани.
— Селина. Почему вы мне ничего не сказали?
Сейчас ее глаза были почти такими же голубыми, как сапфир, которым он размахивал у нее под подбородком.
— Не знаю.
— Вы обручены с Родни?
Она кивнула.
— Вы собираетесь выйти за него замуж в следующем месяце?
Она снова кивнула.
— Но почему все это нужно было держать в таком секрете?
— Не в секрете. Я рассказала Родни о вас. Я сказала ему, что думала, что Джордж Дайер — мой отец. И я хотела, чтобы он поехал вместе со мной искать вас. Но он не мог. Ему нужно было по делам в Борнмут, и он даже подумать не мог, что я поеду одна. Он сказал, что если вы мой отец, то вы будете смущены моим внезапным появлением. А если вы не мой отец, то тогда это оказалась бы охота за химерами. По-моему, он не понимал, как это было важно: иметь корни и семью и принадлежать кому-нибудь по-настоящему.