В подтверждение изложенного говорит недавнее путешествие Г. Иванова по Памиру, Шугнану и Рошану (Рассан в Сербии у истоков Тимока, по Мораве). Так как оно дает нам верное и ясное подтверждение того, что добыто было нами целым рядом исторических и географических исследований, то и находим уместным вкратце сообщить все то, что относится до этого интересного предмета. Шугнан лежит по долинам рек Гун-та, Исахдоры и Пянжа, где живет не более 12 тыс. душ, а с Рошаном все население доходит до 20 тыс. душ; оно находилось в зависимости то от Кокана, то от Бадахшана, то было независимым ханством. Несмотря на такую зависимость, иногда продолжительную и тяжелую, от соседей, горцы Шугнана и Рошана замечательны именно тем, что они сохранили не только свою народность, но и свой старинный говор, язык. Рошане с прибытием к ним русского путешественника в укр. Сереза просили о принятии их в подданство России. С виду они оказались обросшими густыми бровями, усами и бородою; по природе они добродушны, живут в бедности, однако в домах, каменных, глинобитных и деревянных, и занимаются с необыкновенным прилежанием, терпением и большим трудом земледелием на небольших клочках земли, разбросанных то тут, то там, среди пустынно каменистой и скалистой природы. Их положение значит такое же, каково было генет и ныне славян (вендов), от Лайбаха до Триеста, где природа одинакова. Их дома очень оригинальны, вмещая в себе на небольшом пространстве все, что необходимо в хозяйстве, в каковом устройстве и приспособлении принимают живейшее участие женщины, которые, кроме того, занимаются с успехом разного рода ручными работами. Г. Иванов находит между ними и жителями Сванетии некоторое сходство. Кроме того, им же замечено, что кроме официального языка, таджикского, шугнане употребляют еще свой собственный, домашний язык, причем этот очаговый говор обнаружил сходство со славянскими наречиями; так, например, «труи» — «три», «дисть» — «десять», «мест» — «месяц», «ноз» — «нос», «тонук» — «топкий», «брад» — «брат», «зик» — «язык»[315].
Как в Зендавесте, так и в Ведах религиозные воззрения покоятся на сабеистической основе, на обожании небесных светил, что видим и у славян. Тут, там и здесь свет, огонь, солнце, месяц и звезды являются как божественные существа в их могучем влиянии на землю. У арийцев мы встречаем бога Сома (оттуда Сам, Само, успокоитель), или Гаома, который даровал жизнь, силу мышцам и здоровое мышление. В Зендаве-сте эту же роль играет Вивангват, а в Ведах — Вивасват. Этот последний есть тот же поморский Святовит, которому поклонялись ране и другие славяне еще в XII ст. В мифах Вед говорится о том, чем наградил Вивасват свой народ чрез своего сына Ииму, или Иаму, т. е. Яна, Ивана; он дал ему золотой плуг, золотой посох, что означает земледелие и скотоводство[316]. Если мы сравним эти мифы с рассказами Геродота о скифах, то легко найдем между ними сходство в содержании: по словам отца истории, Таргитой родился от Зевса и р. Днепра в то время, когда на местах, обитаемых скифами, было пустынно. У него было три сына, во время царствования которых упали с небес плуг, ярмо, секира и чаша, все из золота. Предметы эти достались младшему брату, принявшему бразды правления над всею Скифиею. Случилось это, как рассказывали Геродоту, за 1000 лет до прихода Дария Гистаспа, следовательно, в эпоху за 1500 лет до Р. X.[317], или приблизительно в то время, когда на Востоке уже окончательно складывался оседлый быт, когда появился и Зороастр со своим учением. Этот плуг или соха, это ярмо или воловья запряжка, секира или топор и чаша, вековечные принадлежности славянского быта, являются истинными эмблемами, символами славянства, какие бы названия оно ни носило в разные эпохи, от ария до скифа, сармата, и от славянина до русского. Этот миф, сводящий с неба мирную земледельческую жизнь и патриархальный пастушеский быт, чтобы благосостояние золотою чашею разливалось между скифами, становится живым фактом, когда в конце VI ст. по Р. X. явились славяне-венеды к византийскому императору с гуслями в руках и заявили, что они не умеют воевать, а занимаются мирными занятиями и не желают идти против Византии с аварами, которые их призывали к союзу против греков.