В довершение описания Эпира, или Албании, нельзя не остановиться на топографических особенностях этой чрезвычайно интересной местности, на ее урочищах, будто повествующих о том, что там уже свершилось, что там имеется в настоящую минуту. Эта узкая полоса прибрежья Адриатического моря, род параллелограмма, тянется от Черногории до Артского залива и от Дьякова до Янины. Вся она изрезана параллельными от востока к западу хребтами, между которыми течет ряд рек и речек в глубоких оврагах и недоступных оврагах. Расселины от этих углублений идут на север и юг, и все это покрыто возвышающимися из глубины лесами, где вечный мрак, прохлада, дикость, где будто нет живых, все мертво (река Мертвица), где найдется место только лешему (город Леш), где столько простора в дебрях (г. Дибр) одному лишь дьяволу (г. и р. Деболь, Дьявол), откуда р. Деболь получила свое имя. Тут вечно разбойничали и тиранили (г. Тиран), здесь и по сю пору мирно воюют (р. Воюца и м. Войница), здесь слышны были только вздохи, стоны умирающих (Охрида и В. Стоп) и небывалые сказки про людей. Но и наяву не случалось нигде то, что тут бывало: так, князь Борис Болгарский, приняв христианство и усумнившись в счастии носить венец, передал в 885 г. свое царство старшему своему сыну Владимиру. Но тот не оправдал ожиданий отца, вел жизнь распутную и слыл более за разбойника, чем за князя. Тогда Борис, удалившийся в монастырь, вернулся обратно, в сопровождении своей дружины и, низложив по ослеплении недостойного сына в 888 г., возвел на престол младшего Симеона, который в славных деяниях был соперником своего отца. А князь Борис, сделав для страны что нужно, опять удалился в монастырь, где скончался в 907 г.[15] И это знаменательное историческое дело совершилось в дебрях, вблизи Охриды, Пре-сбы и Ресни. Из этих же мест вышли величайшие люди Византии, все славяне: Управда (Юстиниан), Василий Македонянин, Велисарий и много, много других. Суровость природы, постоянные встречи с врагами, нескончаемая оборона, а для удалых и храбрых — победа, вот те причины, которые породили столько знаменитостей, от которых в наследство достались нашему времени черногорцы и им подобные славяне, этой дебри, стодьявольской местности.
Но где же остались турки? Их было действительно немало, пока им удавалось громить Южную Европу, пока они силою фанатизма и с оружием в руках нападали на беспомощную греческую империю и таких же ослабленных войнами с нею же славян. Это была военная сила без политической и народной подкладки или, как выражается Фальмерайер, «владычество Османлисов над Раиею можно сравнить с наносом пепла из Везувия, по устранении которого легко убедиться, что недра полуострова остались такими же, какими были прежде»[16]. Пристрастие также немало способствовало тому, что турок всегда считали больше по следующим двум причинам: к ним причисляли всех магометан, следовательно до 300 000 омусульманившихся болгар, помаков, мамин (евреев-мусульман), все боснийское дворянство, принявшее ислам из материальных выгод, и всех им подобных. Сюда же включалось, по неведению, почти все население Албании до 1 309 302 д. об. п. (гегов 539 302 и тосков 750 000)[17]; переселившиеся от Екатерины II до Александра II крымско-ногайские татары и черкесы по покорении Кавказа. С другой стороны, следует принять во внимание, что сведения, которые почерпались о Турции, собираемы были лицами без всякой подготовки и ничего не смыслившими в языкознании, которые почти не знали славян и рады были только всяким попавшимся по пути новостям. При этом все эти господа, имея дело с Турциею с одной стороны и встречаясь по торговым и политическим делам с греками и фанариотами, не только вводились легко в заблуждение, но иногда и с умыслом увеличивали число турок, мусульман и греков на счет славян. Так как счисление населения в Турции и по сю пору невозможное дело — даже границы санджаков считаются тайною, а границы каз на картах не существуют, — то и решение задачи огульно было обычно.