«Поручик Дзюба — преданный офицер. Такой, пожалуй, не подведет», — успел подумать Пальчевский.
— Да, красные бегут, — продолжил полковник, когда шум утих. — Но для нас работа только начинается. Киев рядом, а в нем — городской банк, набитый золотом, которое мы должны у большевиков изъять. Тем более, что теперь нам известен маршрут, по которому они намерены вывезти его из города…
Где-то через час кабинет Пальчевского опустел. Каждому офицеру было дано задание, согласно которому он должен был действовать, выполняя детально разработанный план операции «Золото».
Шеф контрразведки предусмотрел, казалось бы, все: на каком километре, когда и кем будет совершено нападение на эшелон. Назначен конвой, который должен будет сопроводить отбитое золото в штаб корпуса. Наконец, сверены часы — и заработала невидимая машина тайной агентуры деникинской армии…
Последним покинул кабинет Пальчевского поручик Дзюба — невысокий, коренастый двадцатитрехлетний юноша.
— Слышали, поручик, о золоте? — спросил его на дворе штабс-капитан Рогов.
— Меня это не интересует, — безразлично ответил Дзюба, постегивая нагайкой по блестящим голенищам сапог.
Вдруг в углу двора он заметил у коновязи вороного жеребца Орла, принадлежавшего полковнику Пальчевскому. И куда сразу делись вялость и безразличие. Ревнивой завистью загорелись глаза поручика.
— Что ж, пожалуй, вас только лошади и занимают, — бросил раздраженно Рогов.
Поручик приблизился к жеребцу и похлопал его по напряженно выгнутой шее.
— Не слышал, Чередниченко, не собирается ли полковник продавать своего Орла? — спросил он у коновода.
— Не слышал, ваше благородие. А зачем он вам? Вот разобьем большевиков, вернется ваш отец на Черкасщину — и снова будет у вас конный завод.
— Орел бы его украсил…
Поручик наклонился к жеребцу и осторожно коснулся нагайкой его стройных передних ног. От прикосновения тот вздрогнул и дико загарцевал вокруг коновода.
— Осади! — рявкнул Чередниченко и, вытирая пот со лба, огляделся вокруг.
— Значит, не продает. Жаль. Хорошо бы поторговались, — гнул свое поручик.
Когда, наконец, коноводу удалось унять Орла, Дзюба, подавая Чередниченко щетку, выбитую из рук резко натянутой уздечкой, едва слышной скороговоркой произнес:
— Григорий, надо немедленно предупредить Денисенко. Передай: «Предатель рядом, маршрут изменить». Понял? Садись на Орла и живей к своему Васильку. Это очень важно. Чрезвычайно важно, потому что через несколько часов будет поздно... А я тут пока развлеку полковника…
С крыльца спускался Пальчевский. Заметив поручика, все еще пытавшегося задобрить вороного, он подошел к коновязи.
— Нравится? — спросил полковник.
— Еще бы! Это ж не лошадь, а огонь!! — похвалил Дзюба.
Каким бы выдержанным ни был поручик, но сейчас он немного побледнел, и от внутреннего напряжения на его переносице задергалась жилка…
— У моего отца на заводе не было таких красавцев…
— Не скажите. У отставного полковника Дзюбы был замечательный завод. Вы тогда учились и, видимо, не интересовались делами отца.
Черкасщина... Отец — хозяин конезавода... Владимир Дзюба... Эта легенда стала настолько привычной для молодого чекиста, бывшего слесаря с киевского завода «Арсенал» Петра Стародуба, что он сам иногда верил в то, что родился на Черкасщине, а не на Соломенке[2], и что отец у него отставной полковник-кавалерист, а не пропахший гарью кочегар… Такова она сила перевоплощения… Так надо… Двух месяцев хватило Петру, чтобы стать совершенным конником, вышколенным военным служакой, каким был поручик Владимир Дзюба, направлявшийся с назначением в штаб Деникина и перехваченный чекистами под Харьковом…
— Да, господин полковник, лошади были великолепны, но такого, как ваш Орел видеть не приходилось.
— Что ж, так тому и быть, поручик, — сказал Пальчевский. — Дайте мне только въехать на нем в Киев. А потом — Орел ваш.
— О, это слишком дорогой подарок, — растрогался Дзюба.
— Думаю, вы его заслужили своей преданностью.
— Я благодарен судьбе, которая свела меня с вами, господин полковник, — горячо отозвался поручик.
Полковнику понравился его пыл. Он улыбнулся и искренне пожал руку молодому офицеру.
Чередниченко молча продолжал чистить коня. Шерсть на Орле уже сверкала. Коновод выпрямился и спросил господина полковника, не желает ли тот прогуляться верхом, поскольку конь застоялся.
— Не до этого сейчас, — озабоченно бросил Пальчевский.