— Будь осторожен, сынок, — наказывала мать. — Не лезь, где стреляют…
— Не беспокойтесь, мама, — успокоил ее Василек и лихо перепрыгнул через плетень.
Ему не раз уже приходилось ходить в Киев, но если раньше можно было надеяться, что кто-нибудь на лошадях или волах подвезет его хоть немного, то теперь… Кто сейчас осмелится ехать в город?
Он вышел за околицу, пустынную и тихую. Только впереди острыми пирамидами тополей виднелось соседнее село.
Василек решил идти напрямик, по стерне. Там узкой лентой вилась вытоптанная жнецами тропа.
И вот она, эта пыльная дорожка, уже под его ногами.
Василек хорошо знает это поле. Вон там, слева, шумит река, а чуть дальше — выпас. Каждое лето на него выгоняют барский скот.
...И всплыла в памяти лунная ночь четырнадцатого года — последняя ночь, проведенная вместе с отцом у хозяйских лошадей. В тот раз табун пригнали на пастбище еще засветло. У прибрежного холма прохаживался, ожидая их, дядя Гриша. Он прибился к селу недавно. Откуда — никто толком не знал, но отец говорил, что дядя Гриша — человек справедливый и честный, поэтому живется ему на свете нелегко. У дяди Гриши всегда лихо закрученные усы. Голос, правда, неприятный — сердитый и скрипучий. Даже страшно подступиться к такому ворчуну. Зато как интересно он рассказывает о далеких краях, об обиженных и обездоленных, которые, не стерпев издевательств, восстали против господ, таких вот, как их Анисим Мелешко, чей хлеб колосится аж до горизонта и чьих лошадей каждый вечер отец выгоняет пастись…
Солнце, уставшее за день, медленно опустилось за вербы. Отец, связав путами лошадей, надергал из копны охапку сена, разостлал ее на берегу и позвал Василька, бродившего по колено в теплой вечерней воде:
— Ложись, сынок. Завтра рано вставать.
Василек падает на душистую постель и крепко закрывает глаза, сделав вид, что сразу заснул.
Только разве уснешь, когда старшие у костра потихоньку разговор завели.
— ... все границы падут! И станет поле щедрым для всех. Ни бедных тебе, ни богатых. Хлеба на всех хватит, если его поровну, по-братски делить.
— Не может такого быть, Гриша, — не верит отец. — Веками по одну сторону богатые были, а по другую — бедные…
— Было, да не будет! — решительно настаивает собеседник.
«Было, да не будет, было, да не будет, не будет... не будет ... » — чудится Васильку, пока он не заснул ...
А проснулся, когда за рекой уже розовело небо.
— Я сам отгоню лошадей на выпас, — услышал Василек дядин голос, — а ты, Петро, иди на свою делянку косить, пока роса не спала.
Отец стряхнул с сыновьей свитки сухие стебли, накинул на плечо сумку с провизией, взял косу — и пошли они вместе навстречу рассвету. Над полем уже звенели косы, громко переговаривались женщины, подрезая серпами пшеничные стебли.
— Начнем и мы что ли? — спросила подошедшая мать.
— Начнем! — Отец ловко ударил мантачкой[4] по лезвию косы, расправил плечи, вздохнул — и повел за собой первый золотой валок созревшей пшеницы.
Солнце вошло в зенит, когда в поле появился всадник, который, подъехав к ближней группе косарей, на мгновение остановил коня и снова помчался дальше, сообщив сраженным односельчанам ужасную новость: «Война». Страшное слово покатилось над полем, перелетело реку, с разбега ударилось о плетни и как молния понеслось по домам, взмывая над огородами и поднимаясь над селом таким отчаянным бабьим криком, что, казалось, небо от горя станет камнем, не удержится в вышине и тяжко осядет на землю…
... Не успел Василек опомниться, как за горизонт укатила последняя подвода с новобранцами. Отец, спешно попрощавшись, тоже ушел, и больше его в селе не видели.
Где он? Убит ли на фронте, или томится в австро-немецком плену — никто этого не знал.
С тех пор за лошадьми ухаживали двое: дядя Гриша и пастушок Василек. Вскоре мальчика позвали к эконому — получать первый заработок. Радостный и счастливый выскочил он из конторы, крепко сжимая деньги в кулачке.
— Погоди! — остановил его стоявший на крыльце дядя Гриша. — А ну, покажи, сколько дали?
Вася молча разжал пальцы. На его маленькой ладони лежало несколько медных монет.
— Во! Сам заработал! Обещали еще три пуда хлеба дать. Мать материи наберет. Юбку сошьет, да и мне на штаны останется…
— Ну-ка, пойдем со мной, — дядя крепко схватил Василька за руку.
— Куда? — недовольно всхлипнул пастушок.
4
Мантачка – узкий деревянный плоский брусок для заточки косы, покрытый слоем смолы с песком