– Когда нашли тело?
– В семь десять. Пятьдесят минут назад. Под брезентом на дне траншеи, вырытой рабочими из «Консолидейтед Эдисон»[4]. У мальчишек мяч туда упал – полезли доставать.
Я помедлил секунду:
– А труп, должно быть, «упал» туда после пяти. Именно в это время обычно уходят парни из «Кон Эд», если нет аварии. Может, кто-то видел, как он туда упал, и накрыл его брезентом?
– Откуда мне знать? Нам всего полчаса назад сообщили.
– Сомнений, что это он, нет?
– Точно он. Один из наших – мы туда послали людей – знал его. Звонил мне буквально пять минут назад.
– Почему вы думаете, что он был убит?
– Официально это еще не установлено, но у него в голове сбоку дырка, и он явно ее не пальцем проковырял. Послушай, Арчи. Когда я получил «молнию», его досье из нашего архива лежало здесь, у меня на столе. И часа не пройдет, как в газете все будут знать, что я затребовал папку за два часа до известия о смерти. Нет, я не прочь поиграть в таинственность, но пересаливать с этим не стоит: может выйти боком. Итак, я говорю, что затребовал папку по твоей просьбе, а кто-нибудь услужливый сообщает об этом в отдел по расследованию убийств. И что тогда?
– Тогда я, как обычно, взаимодействую с полицией. Буду у тебя через двадцать минут.
– Отлично. Всегда рад повидаться.
Я вышел на улицу, сел в машину к Элу и велел ему ехать за угол к Майку. Выруливая на проезжую часть, Эл напомнил, что, согласно инструкции, может сажать в машину только пассажира, который скажет, что ему не мешало бы побриться. И я, раз уж Элу так приспичило, посоветовал ему побриться.
У тротуара на Шестьдесят седьмой рядом с Майком не было места. Мы пристроились с другого бока. Я вышел и встал между двумя автомобилями, таксисты опустили боковые стекла.
– Вечеринка отменяется, – объявил я. – События вышли из-под контроля. Я не назвал вам точной таксы, потому что некоторые обстоятельства были мне неизвестны. Например, сколько времени это займет. Но так как вам пришлось всего-навсего чуток посидеть в машинах, полагаю, по двадцатке на брата будет достаточно. Как вы думаете?
Майк сказал:
– Ага.
Эл подхватил:
– Без вопросов. А что случилось-то?
Я достал из бумажника шесть двадцаток:
– Тогда утроим. Потому что вы не немые. Имени клиента я не называл, но описал вам его и сказал, что он должен выйти из-за угла Шестьдесят восьмой улицы и отправиться на Западную Восемьдесят вторую. Поэтому, когда завтра вы прочтете в газете о том, что накануне вечером, в семь десять, в траншее на Западной Восемьдесят второй улице обнаружен труп с дыркой в голове некоего Томаса Дж. Йигера, проживавшего в доме номер тридцать четыре по Восточной Шестьдесят восьмой улице, вам станет интересно. А человек любит поговорить о том, что ему интересно. Так что вот вам по шестьдесят зеленых. Я всего лишь хочу, чтобы у меня была возможность удовлетворить свое любопытство и чтобы полиция не мешала мне, допытываясь, зачем я в это ввязываюсь. Вот к чему вся эта самодеятельность? Держался бы составленного нами плана. Добавлю: он не говорил и даже не намекал, что ожидает или опасается нападения. Всего лишь хотел, чтобы я выяснил, следят ли за ним, а если следят – помешал бы этому и по возможности выяснил, кто следит. Вот я вам все и рассказал. Так оно и было на самом деле. Не имею ни малейшего представления, кто его убил и почему. Вам известно ровно столько же, сколько мне. И очень хотелось бы, чтобы никто больше этого не узнал, пока я не разберусь, что к чему. А сколько мы с вами знакомы, ребята?
– Пять лет, – сказал Майк.
– Восемь, – поправил Эл. – Как ты пронюхал, что его пришили, если тело нашли только час назад?
– Я позвонил ему домой и услышал в трубке знакомый голос. Это был сержант Пэрли Стеббинс из убойного отдела. Я вышел, завернул за угол, увидел машину перед домом номер тридцать четыре и срисовал физиономию водителя: еще один знакомец. Позвонил приятелю-газетчику, спросил, не слышно ли чего, ну и узнал новости. Ничего от вас не утаиваю. Все рассказал. Вот вам по шестьдесят долларов.
Эл ухватил одну из двадцатидолларовых бумажек большим и указательным пальцами и вытянул ее из пачки.
– Хватит и этого, – рассудил он. – За простой достаточно, а насчет того, чтобы держать рот на замке, так на то у меня свои причины. Мне это даже в радость. Встречу копа – подумаю: ну что, придурок, вот я знаю кое-что, а ты – нет.
Майк, осклабившись, взял свои три двадцатки.
– А я не такой, – пояснил он. – Кому надо и не надо, всем разболтал бы. Включая копов. А теперь вот не могу: тогда придется возвращать тебе сорок баксов. Я, может, и не благородный, но честный. – Он положил купюры в карман и протянул мне ручищу: – Но лучше для верности ударить по рукам.
4