Мутти забрала «Народное радио» на кухню и, хлопоча по хозяйству, слушала сообщения с Восточного фронта. По вечерам его оставляли включенным, чтобы заглушать трансляцию Atlantiksender — вещающей на Германию зарубежной станции, которую слушали на старом приемнике, спрятанном под кроватью в комнате родителей. Кристина, мутти и Мария садились на пол, укутывались одеялами, опирались спинами о стену и, уменьшив звук до минимума, жадно внимали запрещенным голосам на короткой волне. После отзвучавших немецких военных маршей и окончания официальных сообщений диктор с безупречным литературным произношением объявлял, что Гитлер лжет своему народу, Третий рейх проигрывает войну, немецкие солдаты сдаются тысячами, и их посылают на работы в Америку, где они зарабатывают хорошие деньги. Экипажи подводных лодок призывают поднимать суда на поверхность воды и выкидывать белый флаг, пока есть возможность. Глядя друг на друга широко раскрытыми потемневшими глазами, девушки и мать молча слушали последние известия до конца передачи.
Через месяц подпольные радиостанции нашли способ вещать на германской частоте. Нацисты поспешили воспрепятствовать их усилиям и предваряли каждую передачу специальным сообщением: «Правительство рейха официально заявляет: противники распространяют на немецких волнах ложные сведения. Не верьте вражеской пропаганде».
С наступлением теплых дней помимо прочих появились и антиамериканские плакаты с черно-белыми карикатурами, изображавшими шестирукого великана, состоящего из деталей самолета и приклепанных металлических конечностей. Крупными буквами значилось: Kultur-terror[46]. Голова чудовища была заостренной, в белом колпаке, на воротнике красовалось: Ku-Klux-Klan[47].Одна рука в рукаве в полоску держала автомат, другая — развевающийся американский флаг. Туловище образовывала птичья клетка, в которой плясали два негра, по низу клетки шла надпись Jitterbug[48]. На месте таза помещался барабан, с которого между ног существа свисал флаг со звездой Давида, а одна нога выглядела как окровавленная бомба, занесенная над живописным немецким городом. Кристине было интересно, распространяют ли американцы изображения немцев в виде монстров.
Теплым утром в начале апреля Кристина взяла корзину для сбора яиц и направилась к курятнику. В последние несколько недель она обнаружила в гнездах из желтой соломы три коричневых яйца. Но теперь, когда потеплело, она ожидала найти не меньше шести штук, а то и больше. Кристине не терпелось неожиданно угостить домочадцев яйцами всмятку — редким, сытным завтраком после долгой зимы со скудной снедью. Девушка толкнула дверь во двор, вышла на улицу и застыла как вкопанная. Земля под ногами, казалось, ходила ходуном. Со стороны центра города раздавались громовые раскаты, прерываемые приглушенным гулом, металлическим скрежетом и визгом механизмов. Кристина забыла о яйцах, мигом вернулась в дом, бросила корзину и выбежала через переднюю дверь.
Чем ближе она подходила к городской площади, тем сильнее рев и скрежет сливались в сумасшедший грохот, сопровождаемый ритмичным стуком сапог и молотков. В этой части города две дороги сбегали с гребня холма к площади. Между двумя улицами размещался готический собор Святого Михаила; его аркады, заостренные зубцы и пологая крыша из оранжевой черепицы высоко взмывали над окрестными домами. Кристина вошла на задний двор и побежала по тротуару вдоль массивных стен из песчаника, пока не оказалась перед фасадом церкви, где гранитный каскад из пятидесяти четырех ступеней вел вниз к расходящемуся веером булыжнику рыночной площади.
Стоя на верхней площадке лестницы, Кристина прижала руки к ушам и стала наблюдать за мельтешением внизу. Подняв столбы пыли, площадь запрудил кишащий рой танков, бронемашин, грузовиков, мотоциклов, солдат с винтовками и штыками и повозок на конной тяге, нагруженных зенитными орудиями. Чудовищных размеров красно-белый флаг с черной свастикой в середине затянул три средних этажа городской ратуши, а два флага поменьше закрывали фасады зданий со щипцовыми крышами по обеим сторонам. Солдаты черными колоннами маршировали по площади. Моторы ревели, колеса повозок громыхали по неровному булыжнику, и стук лошадиных копыт вторгался в мерный топот кованых сапог. Танки гремели и подрагивали, их огромные гусеницы с остервенелым лязгом елозили по мостовой, словно пытались прогрызть в ней дыру.
47