– Не надо. Ты здесь гостья, а там хватает рук.
– Не могу бездельничать. Кому-то ведь нужна помощь.
Неожиданно до них донесся голос Ника Кэрриера:
– Болтовня – еще не работа.
Томазина посмотрела на него, ничуть не обиженная его словами.
– Цитируешь Сенеку? – Она была рада, что мать учила ее, вот и пригодилось. – «Ничего нет определеннее того, что зла, коим чревато безделье, можно избежать благодаря упорному труду».
– Если тебе нужна тяжелая работа, могу предложить место вязальщицы снопов.
– Я не умею этого делать.
– Ничего сложного. Идешь за жнецом и вяжешь колосья в снопы. Одна вязальщица у нас обслуживает четырех жнецов. Лучшие убирают до двух акров[5] в день.
Марджори сердито запыхтела и поднялась со скамьи.
– Не шути над девчонкой, Ник Кэрриер. Она всего лишь хотела быть полезной. – Улыбнувшись Томазине, она махнула рукой. – Думаю, тебе найдется дело и в кладовой. Миссис Раундли что-то не видно.
– Я не разбираюсь в травах, – сказала Томазина.
Она вскочила со скамьи, но не подошла к Нику и его матери, которые смотрели на нее, не веря своим ушам, а направилась к изгороди, правда, почти сразу остановилась, вдохнув аромат трав, с помощью которых можно бороться с любым ядом.
– Но Лавиния…
Марджори смутилась, и в то же время ее глаза зажглись любопытством.
– Я не разбираюсь в травах, – повторила Томазина, с отвращением глядя на цветы, которые даже она знала, как применить. Куст был высоким, почти до пояса, и белел на фоне темной изгороди. Она медленно повернулась, чтобы увидеть сомнение в глазах Ника. – Не путайте меня с моей матерью. Я совсем не такая.
Он опустил голову.
– Не мое дело искать тебе работу, – сказал ей Ник, – разве только миссис Раундли решит, что ты здесь не гостья, а служанка.
Томазина выпалила, не подумав:
– Она здесь хозяйка, да? По правде говоря, я этого не заметила!
– Тебе требуются доказательства?
– Должна же она иногда показываться людям! Она что, следит за тем, как пекут хлеб или варят пиво? Может быть, присматривает, как делают свечи?
– Ты позволяешь себе резкие замечания…
– Я не слепая и не глухая! Всем занимается Ник Кэрриер… если в его дела не вмешивается господин Ричард Лэтам.
Томазина совсем забыла о Марджори и смотрела прямо в глаза Ника. Он тоже не сводил с нее глаз.
Томазина почувствовала, как румянец заливает ей щеки, и отвернулась. Что бы это значило? Ник очень красив, но ясно, как день, что он ее терпеть не может.
Ник же сделал вид, что ему наплевать на Томазину.
– Я слышал, матушка, что вы закончили. Пообедаете со мной?
– Если хочешь, и если с нами пообедает Томазина.
– Если мисс Стрэнджейс гостья, а я должен признать это, то она будет обедать с хозяевами.
Марджори тяжело вздохнула и повернулась спиной к сыну.
– Я его таким грубым не воспитывала. Прости его, Томазина, ради меня.
– Не стоит вам из-за меня ссориться.
Марджори спрятала улыбку.
– Когда Фрэнсис Раундли и ее дочь, а также Ричард Лэтам с братом обедают в большой зале, а Ник и юный Генри Редих, секретарь Ричарда Лэтама, занимают гостиную. Все остальные – служанки, конюхи, садовники – едят в кухне.
– Я тоже пообедаю в кухне.
– Твоя мать садилась за стол вместе с хозяевами, – сказал Ник.
– Почему? Она ведь была всего-навсего гувернанткой.
– Иди в залу, Томазина. По крайней мере сегодня твое место там. Майлс Лэтам с удовольствием тебя проводит.
Ник как-то странно произнес последнюю фразу, и даже выражение его лица изменилось. Томазина нахмурилась.
– Я уже видела брата господина Лэтама. Какой-то шут гороховый. Я предпочитаю беседовать с миссис Марджори.
Ник ничего не успел сказать.
– Тогда пойдем ко мне, я тебя приглашаю, – заявила Марджори. – Тебе нравилось бывать в моем доме, когда ты была маленькой. Я тебя познакомлю…
– Матушка!
– Хочешь, чтобы мы обе присоединились к тебе в гостиной? Как скажешь, сынок. – Покончив на этом со спорами, Марджори Кэрриер заговорила с Томазиной и повела ее из сада. – А ты уже познакомилась с господином Редихом? Он – младший сын джентльмена, и о нем очень хорошо отзываются…
В воскресенье был день Святого Варфоломея. Марджори Кэрриер с особой тщательностью одела внучку и расчесала ее длинные золотистые волосы, после чего наказала ей вести себя в церкви смирно.
– Почему?
– Потому что я хочу тобой гордиться, Иокаста.
– Почему?
«Потому что я хочу, чтобы мисс Томазина Стрэнджейс полюбила хорошую, послушную девочку».
Марджори не произнесла это вслух, боясь, как бы малышка не повторила ее слов во всеуслышание. Тем не менее Марджори Кэрриер уже начала мечтать о свадьбе. Совершенно очевидно, что они любят друг друга. А иначе зачем им чуть ли не вцепляться друг другу в горло?
– Почему?
– Неважно. Просто будь сама собой.
Через четверть часа Марджори с Иокастой вышли из дома и сделали это как раз вовремя, ибо столкнулись на мосту с прихожанами из господского дома.
– Доброе утро, мисс Констанс, – поздоровалась Марджори. – Как здоровье вашей матушки?
– Она не встает с постели. Говорит, что больна.
Одетая в богатое платье, Констанс почти бегом бросилась вперед, чтобы Марджори не спросила ее об остальных отсутствующих. Господин Майлс Лэтам куда-то исчез после отъезда его брата. Генри Редих тоже куда-то подевался. Свита последовала за Констанс, и только Томазина задержалась возле Марджори.
– Доброе утро, миссис Марджори. А это, верно, дочка Ника?
– Иокаста, – проговорила Марджори и подтолкнула девочку, – Иокаста, милочка, это моя хорошая знакомая. Поздоровайся с мисс Томазиной Стрэнджейс.
Даже если бы Иокаста выучила наизусть все, что нужно сказать и сделать, у нее все равно не получилось бы лучше. Она присела в реверансе, потом улыбнулась. Девочка, которой вот-вот должно было исполниться девять, двигалась грациозно и с достоинством.
– Добро пожаловать в Гордич, мисс Стрэнджейс. Надеюсь, вы поживете с нами подольше, потому что вы очень красивая.
– Ну, не красивее тебя, Иокаста. Я всегда мечтала о таких золотистых волосах.
Эта дружелюбная встреча еще больше убедила Марджори, что ей необходимо вмешаться в жизнь сына. Ей хотелось устроить его счастье и заиметь еще несколько внуков.
Они вместе пошли в церковь. Томазина спрашивала Иокасту о некоторых прихожанах, но ни разу не спросила о Нике. Наверное, она знала, что он уехал на один день.
– На этом берегу реки дома побольше, – похвасталась Иокаста.
– Я помню.
Томазина внимательно осматривала каждый дом и сад. В конце улицы стояла маленькая каменная церковь, и еще меньше был дом, в котором жил господин Фейн. Между ними располагалось кладбище.
– Через неделю, – громко сказала Иокаста, – мисс Констанс обвенчается здесь, и мы все станем свидетелями.
Услыхав это, Констанс обернулась и сердито посмотрела на девочку, которая тотчас прикусила язычок, а через минуту убежала к своим сверстникам.
– Хорошо, что нет ее отца. Он бы не потерпел такого неуважения к мисс Констанс. – Томазина промолчала, но Марджори на этом не остановилась. – У Раундли обсуждают, сколько выделить приданого и денег на свадьбу. Помнишь дом Раундли? Миссис Фрэнси жила там недолго, пока бедняжка господин Филипп не заболел и не умер.
– Это милях в десяти отсюда, – медленно проговорила Томазина. – Матушка туда ездила, но меня она с собой не брала.
– Правильно. Не близко, но и не так, чтобы уж очень далеко. Ник служит управляющим у Раундли, но тянет на себе все владения и Блэкбернов и Раундли. Конечно, он не может там бывать каждый день, но в серьезных случаях приходится, – с гордостью проговорила Марджори. – У него ужасная ответственность. И обязанностей не счесть, ведь он за все отвечает один.
Томазина улыбнулась, но чувствовала себя неловко.