Однако замысел автора оказывается глубже: прп. Петр — не просто символ Афона, но символ афонской исихии, а следовательно, и исихазма вообще. Его отшельническая жизнь вне кипучей деятельности киновий (как у св. Афанасия Афонского), лишенная к тому же за давностью времени почти всех земных подробностей, была для Паламы лучшим олицетворением и идеалом афонского монашества.
Впрочем, такую позицию нельзя считать новацией свт. Григория: уже его первоисточник — текст Николая Монаха, жившего в X в., — подчеркивал отшельническую, уединенную, монашескую в собственном смысле этого слова составляющую образа прп. Петра. Не случайно у него так часто звучит ключевое для Паламы слово исихия (которое в настоящем издании оставлено без перевода, ибо все его синонимы — молчание, безмолвие, покой и т. п. — не передают всей широты и глубины этого понятия).
Но и здесь Палама-агиограф выступает как исихаст, развивая и углубляя тему подвига и мистического опыта святого. Сознательно удаляя и без того малочисленные детали, он сосредоточивает внимание на духовном истолковании жизни отшельника: посте, воздержании, борьбе с бесами. Не случайно в центре жития (§§17–20) помещено рассуждение об исихии: оно словно заставляет взглянуть на все внешние события по-новому, изнутри, составляет некий стержень всего текста.
На примере Жития прп. Петра Афонского мы видим, что Палама оказывается больше чем просто агиографом, хотя ему хорошо знакома вся топика жанра. Но автор не только исихаст, — здесь он выступает историком древнего афонского исихазма: из скудного фактического материала под его пером вырастает образ и образец истинного подвижничества. В этом контексте слова Паламы об упадке почитания прп. Петра выглядят как констатация упадка исихазма на Афоне, который свт. Григорий желает возродить.
Именно поэтому представленный в настоящем издании текст несет двойную нагрузку: кроме знакомства с Паламой-агиографом читатель сможет по-новому взглянуть и на Паламу-исихаста. Вместе с тем нам показалось уместным привести и перевод источников свт. Григория, немногих свидетельств о прп. Петре Афонском — хотя бы для того, чтобы в сравнении с оригиналом яснее стал виден метод литературного творчества Паламы.
Антонио Риго. Житие Петра Афонита (BHG 1506), составленное Григорием Паламой
В Энкомии свт. Григорию Паламе патриарх Филофей Коккин говорит, что Палама приступил к писательской деятельности во время второго пребывания на Святой горе. «Первым его трудом было повествование, посвященное божественному отцу Петру, сему истинному произведению священного Афона, который и именуется Афонским по своему необыкновенному и ангельскому жительству и несению подвига на Святой горе». [4] Текст этого сочинения, Λόγος εἰς τὸν θαυμαστόν καὶ ἰσάγγελον βίον τοῦ ὁσίου πατρός ἡμῶν Πέτρου τοῦ ἐν τῷ ἁγίῳ ὄρει τοῦ Ἄθω ἀσκήσαντος, был опубликован еще Κ. Яннингом в Acta Sanctorum [5] и не так давно переиздан, [6] однако до сих пор находился вне поля зрения ученых [7] и поэтому заслуживает специального внимания.
Исихаст Петр, легендарная фигура афонского монашества, совершал подвиг на Святой горе в период, предшествовавший основанию крупных монастырей. Самым древним посвященным ему сочинением является Канон гимнографа Иосифа, написанный в 831–841 гг. Сведения, которые удается извлечь из этого канона, весьма скудны: Петр пребывал в исихии на Святой горе, его мощи долгие годы были скрыты от мира, а во время написания канона творили множество исцелений. [8] В конце следующего столетия, примерно в 970/980 гг., монах Николай составил Житие прп. Петра. [9] Данное произведение представляет собой компиляцию трех традиций, различных по своему происхождению и содержанию, однако связанных фигурой святого по имени Петр. Несмотря на то что три одноименных персонажа оказались объединены в одну личность, можно выделить первую часть, которая повествует о чуде святого Николая, явившегося узнику арабов схоларию [10] Петру; вторую, посвященную пятидесятилетнему отшельничеству Петра на Афоне; и последнюю, где прославляются чудеса, свершившиеся во Фракии от мощей некоего третьего Петра. Житие, написанное Николаем, не было распространено, и почитание святого было ограничено исключительно монашеским кругом Афона. [11] Единственным свидетельством, относящимся к «внешнему миру», является Канон прп. Петру в Минеях на июнь, который мы находим в рукописи конца X в., происходящей из одного константинопольского монастыря. [12]
6
PS 5 (1992), pp. 161–191 (ed. P. Christou). Это издание
7
И. Мейендорф (Meyendorff 1959, р. 383) ограничился парой наблюдений: «
9
BHG1505 = Lake 1909, pp. 18–39; Βίος καὶ πολιτεία... 1940/41, pp. 35–50; cp. Papachryssanthou 1974, pp. 19–61 (с исправлениями). См. также Papachryssanthou 1975, pp. 17–22.
10
12
Hierosol. S. Saba 70: «βιβλίον τοῦ Σωτῆρος τοῦ Ἀκαταλήπτου», ср. Рарadopoulos-Kerameus 1894, p. 118; Papachryssanthou 1970, pp. 27–28.