А вот другой Боян– вещий, Велесов внук, – тот, как следует из первой строфы песни, под облаками не летает, соловьем по «мыслену древу» не скачет и серым волком по земле не рыскает, а просто под чарующие звуки своих гуслей поет о том, что происходит буквально на его глазах:
Какая здесь тайна? Весть о походе птицей летит из Новгород-Северского через стольный Киев град, где в честь похода, похоже, Великий Киевский князь устроил прием да с банкетом (по тем временам закатил пир), ибо наряду с трубами, возвещающими поход в Новгороде, и полной боевой готовностью путивльской дружины князя Владимира Игоревича, « звенит слава в Киеве», благословляя князя Игоря на свершение великого подвига – вернуть Руси исконные ее земли, «… за землю Руськую».
Кстати, именно в этот момент великого ликования, связанного с походом в Половецкую степь князя Игоря, и происходит солнечное затмение. Недаром автор поэмы между двумя строфами, посвященными двум Боянам, помещает столь важный куплет песни, показывающий переживания как самого Игоря, так и его дружины в связи с начавшимся солнечным затмением, которое летописец описывает так:
« В лето 6693 (1185) месяца маия 1 день во звонение вечернее бысть знамение в солнци: морочно и помрачно бысть вельми, яко на час и боле. И звезды видеть и человеком в очию яко зелено бяше. А в солнци учинися аки месяць, из рог его яко огнь жарящь исхождаше и страшно бе человеком видети знамение божие!»
Вот, казалось бы, веская причина, чтобы отложить начало похода в такой тревожный день. И никто бы не осудил его, памятуя, что этот божественный знак преследует Ольговичей, предрекая им большие несчастья. Но что-то удерживает полководца от принятия совершенно очевидного решения, которое подсказывают ему бояре.
Этот фрагмент повести, как бы искусственно вставленный между двумя строфами – обращениями автора к двум Боянам, – несет важнейшую смысловую нагрузку, а именно призван убедить слушателей (читателей, будущих исследователей), что затмение Солнца застало войско на самом последнем этапе их сборов. Не поняв замысла автора, большинство исследователей и переводчиков (реконструкторов) «Слова», с легкой руки академика Б. А. Рыбакова, изымают этот фрагмент из контекста первоисточника и переносят его в конец «Зачина» между строфами, посвященными монологу Буй Тура Всеволода, с одной стороны, и строкой, начинающейся словами: « Тогда въступи Игорь Князь въ златъ стремень // и поеха по чистому полю»,с другой.
Безусловно, такая перестановка делает текст «Зачина» логически более последовательным, когда следствие не опережает причину, и грамматически более правильным, но при этом утрачивается понимание замысла автора, убеждающего нас, что затмение застало миссию князя в самом ее начале. А коль скоро так, то можно за основу безоговорочно принять утверждение автора Ипатьевской летописи, которая повествует: «…Игорь Святославич, внук Олегов, выступил из Новгорода месяца апреля в двадцать третий день, во вторник, позвав с собой брата Всеволода из Трубчевска, и Святослава Ольговича, племянника своего, из Рыльска, и Владимира, сына своего, из Путивля. И у Ярослава попросил на помощь Ольстина Олексича, Прохорова внука, с ковуями черниговскими. И так двинулись они медленно на раскормленных конях, собирая войско свое. Когда подходили они к реке Донцу в вечерний час, Игорь, взглянув на небо, увидел, что солнце стоит, словно месяц. И сказал боярам своим и дружине своей: « Видите ли? Что значит знамение это?». Они же все посмотрели, и увидели, и понурили головы, и сказали мужи: « Князь наш! Не сулит нам добра это знамение!».Игорь же отвечал: « Братья и дружина! Тайны божественной никто не ведает, а знамение творит бог, как и весь мир свой. А что нам дарует бог – на благо или на горе нам, – это мы увидим».
И сказав так, переправился через Донец, и пришел к Осколу, и ждал там два дня брата своего Всеволода: тот шел другой дорогой из Курска [93]. Итак, Ипатьевская летопись убеждает нас, что поход Игоря начался 23 апреля 1185 года во вторник. Поход был приурочен ко дню ангела, то есть ко дню рождения Георгия Победоносца, поскольку при крещении Игорь получил имя Георгий. Так ли это было на самом деле и стоит ли безоговорочно принимать указанную дату в качестве отправной точки для начала похода? Сомнительно уже потому, что Лаврентьевская летопись называет иную дату – 13 апреля. Чтобы примирить летописцев этих документов, исследователи прибегают к «неопровержимому» аргументу: виноват переписчик, перепутав единицу с двойкой, тем более что в летописной литературе цифры обозначались буквами. Ссылки на невнимательных, а порой малограмотных переписчиков стали в руках исследователей, переводчиков, реконструкторов и просто любителей древнерусского летописного наследия прямо-таки рабочим инструментом, с помощью которого можно все что угодно доказать или опровергнуть. Но вот мы представим себе ситуацию, когда никаких летописей еще нет, а автор повести доподлинно знает хронологию событий, связанных с бесславным походом князя Игоря, и воспроизводит их в своем сочинении именно так, как оно было в действительности.
Обратимся вновь к тем строфам «Зачина», вернув «вклинившуюся» строфу на ее «законное» место:
93
Цит. по: Летописная повесть о походе князя Игоря // Злато слово // История отечества. М., «Молодая гвардия». 1986. С. 262. (см. Приложение – 5)