— Итак, Диомед, ты утверждаешь, что некоторые недостающие украшения мог отдать кому-то мой покойный отец, — продолжал юноша.
— Парадный комплект, конечно, нет. Я сам чистил его вчера, чтобы приготовить к твоему дню рождения, — вмешался Аквила, злобно глядя на управляющего, стоявшего на коленях перед Аврелием.
— Что тебе известно о пряжке, Диомед? — спросил юноша.
— Пряжка со львом всё время была в сундуке вместе с другими драгоценностями. Понятия не имею, как она оказалась в моей комнате, — простонал управляющий.
Аврелий помолчал, что-то обдумывая.
— Который час, Аквила? — вдруг, как бы между прочим, поинтересовался он.
— Недавно пошёл восьмой час, господин, — ответил старший слуга, взглянув на водяные часы.
— Кто-нибудь уже уходил из дома в термы[16]? — спросил Аврелий.
— Нет, господин, они только сейчас открываются.
— Хорошо. Принесите белое покрывало и расстелите его передо мной, — властно потребовал он, и рабы поспешили выполнить приказание.
По непроницаемому лицу юноши никак нельзя было догадаться о том, какая буря тревог и сомнений бушует в его душе. Он решился на очень серьёзный шаг, намереваясь утвердить свой авторитет перед людьми, куда более взрослыми и опытными, чем он.
Приказывать легко, труднее повиноваться. И если он ошибся в этом своём первом, преждевременном суждении, ничто больше не вернёт ему уважения и доверия слуг, в чьих руках находятся его дом, жизнь и репутация римского гражданина.
— А теперь, Умбриций, разденься и дай мне твою тунику.
— Что? — изумился секретарь.
— Ты слышал, что я сказал?
Умбриций начал одну за другой снимать с себя одежды, в недоумении качая головой. Когда он остался только в набедренной повязке, Аврелий остановил его.
— Достаточно, Умбриций, — произнёс юноша. Потом, обратившись к слугам, приказал: — А теперь потрясите его одежды над этим покрывалом.
Пока слуги выполняли приказ, молодой господин не спускал глаз с полуобнажённого секретаря, слушавшего смешки служанок.
— Где ты родился. Умбриций? — неожиданно спросил Аврелии.
— В одном небольшом селе в Этрурии, — ответил тот.
— Да, мне так и говорили, — задумчиво согласился Аврелий.
Он поднялся со стула и, наклонившись, внимательно осмотрел льняное покрывало, затем собрал крупинки песка, упавшие с туники.
— Очень жаль, Умбриций, что порвался мешок, которым ты ударил Диомеда! Дырочка была, наверное, совсем небольшая. А возможно, ты сразу заметил её и поспешил надеть сверху другую тунику. Но спать ты лёг в грязной, рассчитывая поменять её после купания. К счастью, в Риме редко кто пользуется одеждой для сна!
— Как это понимать, господин? — пролепетал секретарь, бледный, как полотно, лежавшее у его ног.
— А так, что в ту ночь ты пошёл за Диомедом и предательски ударил его, чтобы потом опустошить сундук, открыв его ключом, слепок с которого тебе каким-то образом удалось сделать. Зная о проверке счетов, которую велел провести мой отец, ты решил приписать кражу управляющему. А для пущей достоверности спрятал в его комнате одну из взятых в сундуке пряжек.
— Я никогда не видел прежде эту пряжку, господин! — возразил Умбриций.
— Ты уверен?
— Клянусь бессмертными богами! — заявил секретарь, прижимая руку к сердцу.
— Откуда же в таком случае ты знаешь, что на ней изображена богиня Аврора? — рассердился Аврелий.
— Мне говорил про это твой отец, я уже объяснял.
— Нет, Умбриций, этого не может быть. Все, кому я показывал пряжку, узнавали в ней только немейского льва, потому что под рисунком есть подпись. И только ты говоришь об Авроре.
— Ну и что? — удивился секретарь, хмуря лоб.
— На драгоценности и в самом деле изображена богиня Аврора, но никто не узнавал её в крохотной крылатой фигурке. Это мог сделать лишь тот, кто умеет читать, — объяснил Аврелий, показывая надпись на пряжке. — Nameo…
— Но это же имя немейского льва! — воскликнул Аквила, старший слуга, тогда как остальные закивали в знак согласия.
— Вот тут вы все и ошибаетесь! — решительно возразил Аврелий. — Вас сбило с толку то, что на выпуклой части украшения изображено животное, а крылатая женская фигура заметна, только если повернуть его. Однако слово Nameo написано неверно. И мне сразу же показалось странным, что, работая над такой тонкой вещью, ювелир пренебрёг орфографией, не говоря уже о том, что украшение это, мне кажется, сделали вовсе не греческие мастера. Поэтому я и подумал, что надпись может иметь какое-то другое значение. Я обратился к знатоку древности, брату полководца Германика…