Плотник и его спутница робко кивнули в ответ.
— А теперь, Аврелий, — сказал Руфо, — отведи меня куда-нибудь в спокойное место и пришли своего доверенного раба, чья быстрая рука вскроет мне вены.
В дверях большого зала он на минуту задержался, бросив взгляд на свою дочь, обнимавшую Гая, и оглядел тех, кого судьба выбрала ему в сотрапезники на его последнем ужине.
— Прощайте, — сухо произнёс он и гордо покинул зал.
Аврелий, ни слова не говоря, поднялся и, поравнявшись с ним, повёл его в библиотеку и оттуда в небольшую комнату, где он обычно проводил время за чтением и в размышлениях.
У входа в неё он остановился и пропустил вперёд шедшего спокойно и с достоинством Руфо.
Проходя мимо гермы[70] Эпикура, занимавшей в комнате немалое место, старый солдат презрительно усмехнулся.
Увидев, что Аврелий заметил его усмешку, он объяснил:
— Этот грек был очень мудр, но вы исказили его слова, используя их так, как вам выгодно, чтобы позволить себе любое бесчинство во имя поисков удовольствия.
Сенатор не стал спорить. Какой смысл начинать философскую дискуссию с человеком, который собирается попрощаться с жизнью из-за того, что не хочет отступать от своих принципов.
— Так где же этот раб? — спокойно поинтересовался Руфо.
У Аврелия сжалось сердце. Нет, старый лев умрёт не от руки сирийского раба или греческого врача.
— Ты ведь не любишь восточных рабов. Если позволишь, римский сенатор готов заменить их.
Марк Фурий Руфо кивнул, соглашаясь, и Аврелий достал из шкатулки острую бритву.
Рассвет вот-вот должен был разогнать долгую тёмную ночь.
Мужчины закрыли за собой дверь.
XVII
Тело Руфо со всеми почестями вынесла стража. Марция с выражением дочерней скорби, но с гордо поднятой головой сопровождала печальный кортеж, поддерживая убитого горем брата.
В небольшой комнате возле гермы Эпикура лишь темнела лужа крови.
Вернувшись в зал, где проходил званый ужин, Аврелий застал там необычайно печальных Сервилия и Помпонию, а также Кастора.
Лоллия Антонина уже ушла. Ожидали разрешения удалиться Энний и Клелия. Увидев Аврелия, Клелия кивнула ему и скрылась в атриуме. Энний не последовал за ней, и Аврелий понял, что он хочет что-то сказать ему. В смущении, не поднимая глаз, молодой плотник заговорил тихим голосом:
— Благородный сенатор, сегодня ты обидел меня ещё сильнее, чем в первый раз. Ты не уважаешь меня ни как человека, ни как христианина. Выслушав твои обвинения тогда, в Субуре, я очень переживал и пытался убедить себя, что они исходят от язычника, циника и продажного человека. Но сегодня вечером я понял, что, в сущности, заслуживал твоего презрения и что Господь послал тебя ко мне, чтобы я мог очиститься и признать мою вину. Хотя наша с тобой вера и мораль отличаются, ты справедливый человек. Благодарю тебя за то, что ты открыл мне глаза. Прощай. — И он хотел удалиться.
Но Аврелий задержал его:
— Послушай, Энний, это верно, что ты принадлежишь к нетерпимой секте, которую я не одобряю, но я знаю, что ты глубоко честный человек, и вопреки тому, во что веришь, уважаю тебя и хотел бы твоей дружбы. И позволь мне сказать ещё вот что. Коринна умерла, и любовь, которая казалась тебе вечной, рано или поздно пройдёт. А сейчас рядом с тобой есть девушка с твёрдым характером и строгой моралью, которая предназначила своё молодое тело вашему богу. Но я спрашиваю себя, какому богу может быть нужна невеста, которая выбирает его только потому, что любимый мужчина не замечает и отвергает её? Разве не будет доволен этот ваш странный бог, если вы посвятите ему детей, которые родятся от вашей любви? Смерть Коринны стала бы менее печальной и бессмысленной, если бы породила надежду на будущее. Помни об этом!
— Но Клелия никогда не захочет меня знать! Я для неё грешник!
— У тебя есть все качества, чтобы получить её прощение: честность, сила и, самое главное, терпение. С такой девушкой, как она, его понадобится немало, но ты всё преодолеешь!
Глаза великана затуманились на мгновение, а на губах появилась тень улыбки.
— Да ниспошлёт Господь мир тебе! — порывисто воскликнул он и поцеловал Аврелию руки.
— Не позволяй себе молиться за меня! — полушутя ответил Аврелий.
Энний посмотрел ему прямо в глаза, и оба ощутили горячее дружеское чувство. Аврелий долго провожал взглядом плотника, пока тот не скрылся из виду, потом вошёл в большой зал и в изнеможении растянулся на триклинии.
Помещение выглядело жалко. Ещё не убранные остатки еды, валяющиеся на полу, говорили не о спокойной радости, а о печали.
70
Герма — особый вид скульптуры в виде четырёхгранной колонны примерно с человеческий рост, увенчанной изображением головы или бюстом. В Древней Элладе гермы служили путевыми столбами и межевыми знаками.