Но оказалось, что одним им побыть не удастся. Аллейн и Фокс оставили за их спинами здоровенного полисмена. Именно это зрелище — крупная фигура с чисто вымытой физиономией и надраенными пуговицами — вызвало у Роберты ледяной озноб паники. На Миногов это почему-то такого ужасающего действия не оказало. В ответ на шепот матери Колин предложил полисмену кресло и спросил, не хочет ли тот присесть к огню в другом конце комнаты. Заметив в руках у полицейского блокнот, Колин развернул к нему настольную лампу. От такой предупредительности полисмен густо покраснел, убрал было блокнот, потом достал его снова. Колин все умолял его присесть, и тот наконец послушался.
Колин вернулся к своим.
— Eh bien, — сказала Фрида, — maintenent, nous parlerons comme si le monsieur n'etait pas la.[12]
— Фрид, деточка! — воскликнула ее мать. — Как можно! Фрида поглядела в дальний конец комнаты и, повысив голос, обратилась к полицейскому:
— Я надеюсь, вы не будете возражать, если мы будем говорить по-французски? Понимаете, нам надо обсудить одну-две вещи, и они довольно личного свойства, так что, наверное, и для вас и для нас лучше будет, если мы станем говорить по-французски. Я хочу сказать, вы не подумаете, что мы страшные невежи?
Полицейский встал, покраснел, прокашлялся и сказал:
— Нет, мисс.
Видно было, что ему ужасно хотелось бы иметь руководящие указания по этому вопросу: он бросил на дверь взгляд умирающего. Поколебавшись, полицейский снова сел в кресло, предложенное Колином, и Миногам видна была только его покрасневшая макушка.
— Ну вот, мамуля, все в порядке, — сказала Фрида. — Alors. A propos les jumeaux…[13]
Роберта упала духом. Шарло и лорд Чарльз, как она знала, говорили по-французски совершенно свободно.
Фрида заканчивала школу в Париже. Генри и близнецы посещали университет в Гренобле и проводили свои каникулы с друзьями на Лазурном берегу. Даже Плюшка и Майк в новозеландские денечки превращали в ад жизнь гувернантки-француженки, которая уехала с Миногами в Англию и даже сейчас приходила давать им уроки. Роберта же, напротив, занималась французским только в школе и по горькому опыту знала, что, стоило Миногам начать говорить по-французски, как их речь обращалась для нее в поток носовых и гортанных звуков, в котором, словно нарочно, периодически проскальзывали знакомые слова. Так оно было и теперь. Лорд Чарльз, казалось, призывал их к порядку, Генри спорил. Близнецы были довольно молчаливы и упрямы. В ответ на длиннейшую тираду Фриды Колин сказал:
— Laissez-vous donc tranquilles, Frid.[14] Попросту говоря, заткнись.
— Должен сказать, — заметил Генри, — Робин все так интересно и понятно…
— Милая Робин, — спросила Шарло, — ты не возражаешь, а?
— Ну конечно нет! И потом, я все-таки немножко поняла.
— Taisez-vous donc![15] — драматически скомандовала Фрида. — Слушайте!
— Ну, в чем еще дело? — раздраженно спросил Генри.
— Да слушайте же, вы все!
Откуда-то из глубины квартиры донесся низкий голос.
— Это мистер Аллейн, — заметила Фрида. — С кем это он так вопит?
— Может быть, его довели до белого каления, — предположила Плюшка.
— Наверное, он арестовывает Нянюшку или что-нибудь в этом роде, — сказал Стивен.
— Не понимаю, зачем орать, арестовывает он ее или нет. И вообще, — заключила Фрида, — по голосу не похоже. Он кричит так, словно разговаривает с кем-то, кто стоит на первом этаже.