Удушающая завеса каменной крошки висела над Великой Долиной, царапая горло каждому, кто здесь еще дышал. Подхваченная ветром, она уплывала прочь, как дождь, и в лучах глумливо улыбавшейся луны взору представала сцена полного опустошения.
Три из восьми гор были глубоко ранены. Восточный склон Караг-Нара провалился, а Караг-Рин стал в два раза ниже и превратился в большую кучу щебня.
Белегар смотрел и не верил своим глазам. Молотобойцы за его спиной построились в боевой порядок, но приблизиться к королю не осмелился никто.
Когда он повернулся к ним, по запыленной щеке его стекала слеза.
— Горы. Они убили горы.
— Это было не землетрясение, — сказал Дракки.
Кровь с его разбитого лба оставляла красные дорожки на белом от каменной пыли лице.
Снова прозвучали рога, на этот раз изнутри цитадели, отвечая тем, что играли на наземных уровнях.
Белегар сжал кулаки.
— Таггораки, — сказал он. — Началось.
— Еще одна война, — произнес Дракки.
— Нет, — возразил Белегар, понизив голос настолько, чтобы только Дракки и Брок смогли его услышать. — Начало конца.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Зал Судного дня
Рога пели по всей части Карака-Восьми-Вершин, принадлежащей гномам, эхо разносилось по коридорам и забытым шахтам, и откуда именно раздается звук, было совершенно невозможно понять.
— Это сигнал! Парни, они идут! — воскликнул Боррик Норгримссон.
Его Железоломы, все из Норгримлингов, подняли и сомкнули щиты, ожидая появления крысолюдов.
— Ну когда ж таггораки появятся, — прорычал Хафнир Хафнирссон, троюродный брат Боррика. — Не терпится снести десяток-другой голов!
— Мы охраняем этот зал уже два месяца, предвкушая час нашей битвы. Я уверен, еще пару минут мы можем подождать, — сказал жалкий Громли, Железнобородый, печально известный среди Норгримлингов. — А теперь заткнись, ты мешаешь тану. Он что-то слышит.
Боррик не сводил взгляда с трех входов в Зал Судного дня. На захваченный врагом второй уровень вели две вырубленные гномами лестницы, а посреди зала зияла огромная яма, прогрызенная какой-то невообразимой тварью. Не гоблином точно, или Боррик был умги[5]. Заставляли его волноваться и другие места. Глаз он имел острый — Боррик провел большую часть жизни, стуча по стенам самыми разными молотами. За залом появились новые туннели, некоторые из них настораживали. «Новые коридоры» означали для гнома только одно — «неприятности».
Когда Белегар определил его командиром стражи в этом зале, Боррик внимательно исследовал каждый дюйм помещения. В длину зал протянулся на четыреста один гномий полушаг — когда-то он был частью широкой магистрали, которая бежала с востока на запад через верхние уровни, соединяясь с Унгдрин Анкором — Подземным путем. Сейчас с обоих концов зал был заблокирован из-за обвалов, и ему не стоило уделять много внимания, если бы не одна вещь. Завал на стороне, ближней к Боррику, пронзала узкая щель — участники неудачной экспедиции, состоявшейся много веков назад, подперли ее своды крепью. На противоположном конце зала, в грубо вырубленной нише, находилась окованная сталью дверь — она связывала коридор с другим проходом. А тот, в свою очередь, вел на нижние уровни цитадели. Дверь называлась дверью Бар-Ундака, и ею в более счастливые времена пользовались гонцы и посланники, чтобы попасть на Унгдрин. Сейчас, по мнению умудренного опытом Боррика, она стала просто чертовой дыркой в обороне. Белегар твердо решил удержать зал за гномами, поскольку этот путь на нижние уровни было проще всего защищать. И он оставался открытым, как и тридцать девять других проходов, мрачно подумал Боррик. Тридцать девять. Иногда король вел себя как настоящий ваззок[6].
Для обороны туннеля здесь разместились две дюжины Топоров Норра, их первая десятка стояла вровень с низким входом. Перед ними выстроились Семь Железных Ящеров — Яростные Горнильщики.
— Если в чем и можно обвинить Белегара, так только в оптимизме, — проворчал Боррик знаменосцу отряда — Грунниру Камнерезу.
— Да, — сказал Груннир.
Как и Боррик, он не сводил глаз с арок, за которыми начинались лестницы, ведущие в зал.
— Как и ты, милорд, — продолжил Груннир, — я нахожу противоестественными для гнома другие чувства, кроме здорового цинизма. Но я скажу вот что: какая еще черта могла заставить гнома попытаться отбить Карак-Восьми-Вершин? Многое можно сказать о подобной широте взглядов. Я думал, именно ты в силах оценить такой подход.
— Если бы я принимал решения, я бы давным-давно завалил этот чертов туннель. Я сто раз уже говорил королю…