Брок перевел глаза на мертвого гнома. Ветер трепал его волосы и бороду, его руки все еще протягивались вперед в миролюбивом жесте. Он выглядел бы спящим, если бы не его разбитый череп. Ненависть к себе победила в Броке, и он выпустил ее наружу.
— Нет, мы можем и оставим. Он был предателем. Умг-дави с головы до пят, жаднее до золота любого дракона. Оставим его гроби и штормовым воронам.
— Тан…
— Я сказал, мы оставим его здесь! — взревел Брок.
— Позор тебе, Брок Гандссон, позор тебе, — прошипела Кемма.
— Да мы все опозорены уже, вала. Мы в пути свернули не в тот туннель, и теперь уже слишком поздно для всех нас, — сказал он, схватив ее за локоть и потянув вперед.
Два других молотобойца мягко помогли принцу Торгриму, ободрив его дружескими словами и парой глотков пива.
— Для всех и каждого, вала, — повторил Брок.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Обет исполнен
Боррик вырубил последнего штурмкрыса, все еще противостоявшего гному. Рунный топор воина пульсировал силой. Чистая синева его магии, ясная, как бриндураз[12] на солнце, излучала нечто большее, чем только свет. Чары, наложенные на топор, унимали жар в мышцах, смывали свинцовую усталость. Это было очень кстати, потому что Боррик не помнил уже, когда последний раз спал.
Раньше Норгримлинги славились тем, что спали прямо в карауле — стоя, в центре группы; соседи поддерживали их, а затем заступали на место отдохнувших. Боррик тосковал по тем дням так же сильно, как по возможности спать в целом. И знал, что ни то, ни другое уже не вернуть. Топоров Норра осталось слишком мало, чтобы они могли снова проделать этот их знаменитый трюк, и Боррик опасался, что их уже никогда не станет больше. Его Железоломы гордились тем, что они ни разу не оставляли и не оставят в будущем позицию, которую им дали охранять. Гордость была проклятием гномов, и скоро она принесет погибель им всем.
— Они отступают, — сказал Боррик. Его сильный, гордый голос теперь превратился в хриплый и сорванный. — Яростные Горнильщики, вперед!
Со стоицизмом, которому позавидовали бы сами горы, оставшиеся четыре Горнильщика применили свое оружие — так же мастерски и стремительно, как и два месяца назад. Только их лица выдавали усталость — бледные, с коричневыми кругами под запавшими глазами, в которых появилось чувство жжения.
— Огонь! — скомандовал Тордрек.
Его бойцы перезарядили и выстрелили с захватывающим дух профессионализмом. Залп за залпом пламя обрушивалось на спины бежавших скавенов, обращая их в пепел.
Крысолюды, в панике вереща, отступили в туннели. Боррик глянул на почти невидимые отверстия, забитые порохом, — они опоясывали каждый вход в зал. Если бы только Белегар позволил ему взорвать их… Но король не позволит. Его имя стало синонимом слова «упрямство», а заслужить такое прозвище среди гномов было нелегко. И про себя Боррик его уже не раз за это проклял.
— Отлично, ребята, — сказал Боррик. — Вы знаете, что делать.
— Так точно, — устало подтвердил Альбок. — Крыс в дыру. Пошли!
Оставшиеся Топоры Норра двинулись вперед, сжимая и разжимая кулаки, которые теперь превратились в клешни, годившиеся только для топоров. Ничто не выдавало их усталости, когда они собирали трупы скавенов, — разве что лишь медлительность, с которой гномы сбрасывали тела в яму в центре зала. Они принадлежали уже не тощим скавенским рабам, но гвардии, черным штурмкрысам со здоровенными алебардами и искусно подогнанными лично для каждого доспехами. Часть из них была гномьего производства. В первые дни битвы с лучшими скавенскими войсками гномы аккуратно снимали плоды работы предков с крысиных тел и складывали их в зале напротив двери Бар-Ундака. Но крыс в такой броне было много, так много, что в конце концов они просто сдались. Теперь оскверненные доспехи отправлялись в дыру вместе со всем остальным, вместе с их горечью от того, какому поруганию подвергались работы предков.
Запал Норгримлингов полностью угас. Недели тяжелых боевых действий измотали их. Гномы были крепки, как горы, — но бесконечные дожди размывают и горы. Их глаза стали красными от недосыпа, бороды слиплись от крови. У них не было ни времени, ни сил вычесывать их. Семеро из них ушли в чертоги к предкам, среди них — Хафнир и Кагги Черная Борода. Их голосов не хватало не меньше, чем их топоров. Ули Старший потерял глаз в результате удачного броска скавенского копья, но отказался оставить сражение. Громли, помимо царапины на щите, вдобавок лишился нескольких звеньев в кольчуге, на что он жаловался не менее горько. Но никто больше не передразнивал его ворчание.