Финансист был среднего роста, не худой и не толстый, с самым обычным лицом. Вот только его серые глаза обладали довольно острым взглядом. Тысячи людей, ничем не отличающихся от него, каждое утро приезжали в Сити на поездах и автобусах. Трудно было поверить, что человек столь типичной, невыразительной наружности способен во время прогулки, даже не остановившись, перемножить в уме сто сорок семь на восемнадцать, и при этом не заработать приступа мигрени. И Джонни Фицджеральд именно поэтому когда-то проиграл Уильяму Берку десять фунтов.
Разумеется, и сегодня Берк был в костюме, хотя и сшитом из дорогой ткани, но никогда не пленившем бы столичных денди, таких, например, как Чарлз Огастес Пью.
— Ты обанкротился, Уильям? — указывая на горы книг, пошутил Пауэрскорт. — Готовишься упорхнуть, пока не нагрянули судебные приставы?
Тот рассмеялся:
— Да нет, просто очередной аудит семейного бюджета, Фрэнсис. Раз в год проверяю счета. А вдруг мы сэкономили фунт-другой, и Мэри сможет купить себе пару новых туфель? Мы обязательно подводим итоги года в банках, трестах, концернах, так почему бы не делать это и дома?
— И под разноцветными обложками кроются дивиденды от различных инвестиций? А в этой огромной Книге Чисел[20] все твои доходы?
— Я слышал, Фрэнсис, ты сейчас плотно общаешься с адвокатами. Это заметно. Так вот, если тебе интересно: у меня в Лондоне есть еще два дома, и к тому же земельный участок за городом.
Пауэрскорт помнил этот участок на Темзе, недалеко от Горинга. Там стоял дом с двадцатью семью спальнями и четырнадцатью ванными комнатами. А еще у Берка был замок на морском побережье в Антибе.
— В синей книге у меня акции, в зеленой — облигации, в коричневой — банковские счета, все очень просто. Но ты же явился не для того, чтобы беседовать о годовом балансе. Выкладывай, что тебе от меня понадобилось.
Пауэрскорт улыбнулся:
— Дорогой Уильям, мне бы хотелось узнать, кто такой Иеремия Панкноул.
Уильям Берк пересел на диван перед камином и пристально взглянул в лицо гостю.
— Не мог бы ты выразиться более определенно, Фрэнсис? Тебя интересует Панкноул-бизнесмен, Панкноул-семьянин, Панкноул — друг честной бедноты?
Пауэрскорт решил довериться шурину.
— Суть, собственно, вот в чем. Бедняге Панкноулу предстояло в ближайшие дни сесть на скамью подсудимых. Обвинителями на процессе должны были выступать два адвоката из Куинз-Инн. Одного из них, Донтси, пару недель назад убили — отравили на банкете. Руководство Куинза пригласило меня расследовать это дело. А теперь исчез и второй обвинитель, Вудфорд Стюарт. Верховному суду остается либо рассматривать дело Панкноула в назначенный срок, не дав новым представителям обвинения вникнуть в суть этого очень сложного дела, либо просить отсрочки, которую он может и не получить. Сам видишь, какое странное совпадение: как только этому мошеннику грозит суд, юристы, готовые разоблачить его аферы, погибают или исчезают. Так что, наверное, вновь назначенным представителям обвинения стоит осторожнее переходить улицу, направляясь в Королевский суд или в Олд Бейли. Так вот, я хочу понять, способен ли Панкноул заказать убийство, а то и два. Но прежде всего мне нужно выяснить характер его махинаций, и еще — хотя у тебя вряд ли может быть такая информация — меня интересует, где он в данный момент находится: в камере или отпущен под залог?
Берк прикрыл глаза, сложив ладони и поигрывая кончиками пальцев.
— Отпущен под залог, — сказал он. — Хотя многих в Сити удивило, что у него нашелся поручитель. По словам следователя, банк подтвердил получение переведенной залоговой суммы. Огромной суммы. По слухам, она составила полмиллиона фунтов.
— Но как же этому плуту удалось добиться такого решения? Его ведь, без сомнения, должны были держать под замком до самого суда?
Уильям Берк расхохотался:
— О! Это умопомрачительная комбинация, Фрэнсис. Ловкие адвокаты, ловкие доктора… Надо думать, и те и другие неплохо заработали. Они заявили следователям, что мистер Панкноул ждет не дождется судебного разбирательства, но у него серьезные проблемы с сердцем, настолько серьезные, что в тюрьме он вряд ли выживет. Тем более что среди его сокамерников могут оказаться обманутые им люди, и они, уж конечно, встретят его не слишком любезно, а может, даже физически расправятся с ним.
— Неужели нельзя было посадить этого прохвоста в одиночку?
— Наивно мыслишь, Фрэнсис. Следствием серьезной болезни сердца стала клаустрофобия. Иеремия тяжко страдает от нее, а в одиночке этот недуг неминуемо развился бы и буквально за пару дней привел к летальному исходу. И что тогда сказали бы общественность и пресса? Что непреклонность властей избавила Панкноула от скамьи подсудимых и лишила разорившихся вкладчиков надежды хотя бы на моральную компенсацию их ущерба?