Вот за что генерал-адъютант Мезенцев был признан достойным смерти.
Господа правительствующие жандармы, администраторы. Вам повинуется миллионная армия и многочисленная полиция; вашими шпионами наводнены все города и скоро наводнятся все деревни; ужасны ваши тюрьмы и беспощадны ваши казни. Но знайте: со всеми вашими армиями, полициями, тюрьмами и казнями вы бессильны и беспомощны против нас! Никакими казнями вы нас не запугаете! никакими силами не защититесь от руки нашей!
Вы перепугались от наших первых ударов и решились прибегнуть к военному суду, чтобы устрашить нас перспективой кровавых казней.
Горе, горе вам, если вы решитесь идти до конца по этому пути. Нас вы не напугаете — это знаете вы сами. Вы нас сделаете только еще беспощаднее к вам. И знайте, что у нас есть средства еще более ужасные, чем те, которых силу вы уже испытали; но мы не употребляли их до сих пор, потому что они слишком ужасны. Берегитесь же доводить нас до крайности и помните, что мы никогда не грозим даром!
Господа правительствующие жандармы, администраторы, вот вам наше последнее слово:
Вы — представители власти; мы — противники всякого порабощения человека человеком, поэтому вы наши враги и между нами не может быть примирения. Вы должны быть уничтожены и будете уничтожены! Но мы считаем, что не политическое рабство порождает экономическое, а наоборот. Мы убеждены, что с уничтожением экономического неравенства уничтожится народная нищета, а с нею вместе невежество, суеверия и предрассудки, которыми держится всякая власть. Вот почему мы как нельзя более склонны оставить в покое вас, правительствующие. Наши настоящие враги — буржуазия, которая теперь прячется за вашей спиной, хотя и ненавидит вас, потому что и ей вы связываете руки.
Так посторонитесь же! Не мешайте нам бороться с нашими настоящими врагами, и мы оставим вас в покое. Пока не свалим мы теперешнего экономического строя, вы можете мирно почивать под тенью ваших обильных смоковниц.
До тех же пор, пока вы будете упорствовать в сохранении теперешнего дикого бесправия, наш тайный суд, как меч Дамокла, будет вечно висеть над вашими головами, и смерть будет служить ответом на каждую вашу свирепость против нас.
Мы еще недостаточно сильны, чтобы выполнить эту задачу во всей ее широте. Это правда. Но не обольщайтесь.
Не по дням, а по часам растет наше великое движение.
Припомните, давно ли вступило оно на тот путь, по которому идет. С выстрела Веры Засулич прошло всего полгода. Смотрите же, какие размеры оно приняло теперь! А ведь такие движения растут все с возрастающей силой, подобно тому, как лавина падает со все возрастающей скоростью. Подумайте: что же будет через какие-нибудь полгода, год?
Да и много ли нужно, чтобы держать в страхе таких людей, как вы, господа правительствующие?
Много ли нужно было, чтобы наполнить ужасом такие города, как Харьков и Киев?[14]
Подумайте об этом, господа, и затем выслушайте наши требовании:
1) Мы требуем полного прекращения всяких преследований за выражение каких бы то ни было убеждений как словесно, так и печатно.
2) Мы требуем полного уничтожения всякого административного произвола и полной ненаказуемости за поступки какого бы то ни было характера иначе, как по свободному приговору народного суда присяжных.
3) Мы требуем полной амнистии для всех политических преступников без различия категорий и национальностей, — что логически вытекает из первых двух требований.
Вот чего мы требуем от вас, господа правительствующие. Большего от вас мы не требуем, потому что большего вы дать не в силах. Это большее в руках буржуазии, у которой мы и вырвем его вместе с жизнью. Но это уже наши счеты. Не мешайтесь в них. Точно так же и мы мешаться не станем в ваши домашние дела.
До вопроса о разделении власти между вами и буржуазией нам нет решительно никакого дела. Давайте или не давайте конституцию, призывайте выборных или не призывайте, назначайте их из землевладельцев, попов или жандармов — это нам совершенно безразлично. Не нарушайте наших человеческих прав — вот все, чего мы хотим от вас.
Теперь два слова шавкам во всевозможных ошейниках.
Мы нисколько не обольщаемся насчет значения этого нашего заявления. Мы вовсе не надеемся, чтобы правительство наше оказалось настолько сообразительным, а наша либеральная печать настолько честною, чтобы сознаться, что немедленное удовлетворение наших требований — единственное лекарство против «болезни», о которой теперь причитывают разные газетные салопницы. Цель нашего заявления — выяснить живой части русского общества, нашим молодым друзьям в разных концах России и нашим иноземным товарищам по делу и убеждениям как причины, так и истинный смысл фактов, подобных совершенному 4-го августа, так как в противном случае эти факты могли быть неверно истолкованы как в ту, так и в другую сторону.
14
Видимо, говоря о Харькове, Степняк имеет в виду беспорядки 1872 г., когда вся городская власть сбежала из города, а когда пишет о Киеве, имеет в виду панику, охватившую городских чиновников после покушения народовольцев на товарища прокурора Киевского округа М.М. Котляревского и убийства адъютанта киевского жандармского управления барона Г.Э. Гейкинга в 1878-м.