— Ответной услуги? — переспросил он. — Евангелие говорит нам: «И кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, истинно говорю вам, не потеряет награды своей»[25].
— И что это означает?
— Это означает, что мы не требуем от вас никаких ответных услуг, профессор, потому что уверены, что вы сами захотите выразить свою признательность.
От наглости, с которой отвечал монсеньор, у Гропиуса пропал дар речи. При этом для него не осталось незамеченным, что Круцитти неуверенно оглядывался, как будто за ним следили или ему было неприятно, что его и Гропиуса видят вместе. Наконец он одним глотком допил кофе — без молока и без сахара — и сказал:
— Сегодня утром такая прекрасная погода. Что вы думаете о небольшой прогулке? На ходу и говорится легче. Кроме того, как известно, у стен есть уши.
Гропиус уже хотел было ответить: «Послушайте, у меня нет никакого желания с вами прогуливаться!» Но потом, как обычно, победило любопытство, и он пришел к выводу, что возможность поболтать с посланцем Римской курии представляется не каждый день. Кроме того, на этот час у него не было запланировано никаких дел, поэтому Грегор ответил:
— Почему бы и нет, пойдемте.
Улицу Виа Ницца нельзя было назвать одним из самых приятных местечек Турина, и Гропиус с Круцитти выбрали направление к центру города. Заложив руки за спину, оба какое-то время шли рядом молча. От обмена мнением о прекрасной погоде и прочих подобных банальностей Грегор решил отказаться. Внезапно монсеньор заговорил:
— Давайте не будем играть в прятки, профессор. Нам обоим отлично известно, о чем идет речь. Считаю ребячеством ходить вокруг да около.
Гропиус не знал, что имел в виду его собеседник. Как ответить? И тогда он решил, прежде всего, не противоречить.
— Это звучит разумно, — ответил он ни к чему не обязывающей фразой.
На широкой улице было шумно от множества машин, а проезжавший мимо грузовик выплюнул им в лицо клуб едкого черного дыма.
— Не буду скрывать от вас, — продолжил свою речь Круцитти, — что Ватикан готов заплатить большие деньги, чтобы получить папку «Голгофа» из архива Шлезингера. И как вы знаете, не только мы заинтересованы в этом. Естественно, это сильно влияет на цену.
Гропиус был в смятении. Теории, которые он разрабатывал все последние месяцы, сильно пошатнулись. Но он старался сохранять спокойствие.
— Так значит, вы думаете, что я владею папкой Шлезингера, — подхватил он речь монсеньора.
Круцитти раздраженно произнес:
— Я и не ожидал, что вы сразу мне расскажете, куда ее спрятали. Скорее всего, вы знаете, что мы следим за вами уже довольно долгое время. Признаться, это не самое легкое занятие, поскольку наши люди постоянно сталкиваются с противоположной стороной, которая тоже ни на миг не выпускает вас из виду. Должен сделать комплимент, профессор: вы действовали в высшей степени ловко и искусно. ЦРУ было бы счастливо иметь в своих рядах такого агента, как вы. — Монсеньор посмеялся над своей, как он полагал, удавшейся шуткой.
У Гропиуса возник новый вопрос: блеф или нет? Чтобы спровоцировать собеседника, Грегор насмешливо сказал:
— Монсеньор, я не понимаю, почему столько шума из-за этой плащаницы. Вы же знаете, что речь идет о средневековой подделке. Анализ кусочка этой ткани ничего никому не докажет. К чему тогда такой переполох?
Тут Круцитти остановился и внимательно посмотрел на Гропиуса:
— Профессор, вы же умный человек. Не надо разыгрывать из себя дурачка. Как будто вам неизвестно, что мы говорим вовсе не об этом.
— Скажите пожалуйста! — ответил Гропиус язвительно.
Монсеньор не знал, следовало ли ему серьезно воспринимать неосведомленность профессора или он только разыгрывает ее. Наконец он возразил:
— Я знаю, вы не археолог, как Шлезингер, но в любом случае вы тоже занимаетесь этой проблемой определенное время. И насколько нам известно, обладаете не только вещественным доказательством, принадлежавшим Шлезингеру, но и его профессиональными тайнами. Так что прекратите этот спектакль!
— Я польщен, монсеньор, но не забывайте, у меня была всего пара месяцев, чтобы обработать материал, который Шлезингер собирал половину своей жизни. Конечно, я знаю, о чем идет речь, но подробности…
Круцитти глубоко вздохнул.
— Когда в 1987 году кто-то проник в Туринский собор и отрезал кусок от плащаницы Господа нашего, в курии воцарился хаос. Сегодня уже можно говорить об этом спокойно: предшественник кардинала-госсекретаря Паоло Кальви не соответствовал занимаемой им должности. Он не увидел опасности, которая была связана с казалось бы безобидной кражей кусочка ткани. И когда Шлезингер через несколько месяцев предстал перед Ватиканом и начал утверждать, что у него есть научное доказательство того факта, что Господь наш Иисус вовсе не возносился на небеса, тогда никто не воспринял его слова всерьез. В общем, на его требования никто не обратил внимания. Ясно, что Шлезингер был шантажистом, но что значат какие-то десять миллионов перед лицом возможных последствий?! Как и следовало ожидать, вскоре нашлись заинтересованные лица, которые были готовы за тайну Шлезингера выложить десять миллионов: некий мистический незнакомец, во всяком случае тогда, но достаточно умный, чтобы потребовать у курии ежегодной выплаты десяти миллионов за его молчание. Когда об этом узнал его святейшество, он сначала удалился на семидневную молитву. Он молился неделю не переставая, после чего на него снизошло просветление, и он заменил тогдашнего кардинала-госсекретаря на Паоло Кальви, который, в свою очередь, избрал меня своим помощником. При всей своей скромности скажу, что это я был автором той идеи. Я предложил заменить плащаницу, в подлинности которой не было никакого сомнения и в которой действительно лежал Господь наш, на средневековую подделку и на следующий год организовать ее научное исследование. Обнародовав в 1988 году результат, я надеялся положить конец любому шантажу раз и навсегда. Но я ошибался.