— Да, это я. Но мой ответ занял бы слишком много времени. Расскажите лучше, как вы оказались в этой жуткой ситуации. Может быть, я смогу помочь вам.
— Вы мне? С чего вдруг? После всего, что произошло? Но я ведь предупреждал вас в Берлине, помните? Почему вы не остановились тогда?
— Тогда сегодня я не оказался бы здесь!
— Я уверен, это было бы лучше для вас. И почему вообще вы свободно разгуливаете здесь?
— Потому что никто не знает, что я тут. Я плыву на этом корабле, так сказать, зайцем.
— Вы пробрались сюда незамеченным?
Гропиус кивнул.
— Да, вы никогда не сдаетесь. — Родригес произнес это не без труда, но в его голосе слышалось уважение.
— Никогда, если задета моя честь. Но чтобы быть абсолютно честным, я здесь тоже не по доброй воле. Я проник на корабль, чтобы узнать что-нибудь о членах ордена, не зная, что корабль вот-вот отплывет. Так что теперь, откровенно говоря, мне дико страшно. Куда мы плывем?
— Куда, куда? Все равно куда. Корабль не держит никакого конкретного курса, просто носится по Средиземному морю, как «летучий голландец». Чертовски хорошая идея для того, чтобы избежать любых розысков, всех законов и всех налогов.
Родригес поманил Гропиуса пальцем и прошептал:
— Через две двери отсюда стоит сейф, такой же старый, как и этот корабль. В нем лежит пятьдесят миллионов евро. У ордена нет никаких банковских реквизитов. Официально он вообще не существует, понятно?
В другой ситуации Гропиус засомневался бы в словах Родригеса. Но когда он смотрел на этого истерзанного человека, который, казалось, прощался с жизнью, сомнения исчезали.
— Откуда у них столько денег? — спросил Гропиус.
— Хм, откуда! Во всем мире существует только одно учреждение, которое может незаметно оперировать такими суммами, — Ватикан, конечно.
— Но не из христианского же человеколюбия Ватикан финансирует этот орден!
— Из человеколюбия? Как смешно! Нет, из чувства самосохранения! Кардинал-госсекретарь Кальви до сих пор верил в то, что орден In Nomine Domini имеет в своем распоряжении папку «Голгофа» и может привести доказательства, что останки, найденные под стеной Иерусалима, принадлежат Иисусу, Господу нашему.
— А где на самом деле эта папка?
— И вы еще меня об этом спрашиваете? — Родригес посмотрел на него с недоверием. — Мазара утверждал, что это вы забрали папку после смерти Шлезингера, чтобы получить деньги.
— А почему именно я?
— Вы единственный, кто находился в каких-то отношениях со всеми знавшими о ней.
— Но у меня ее нет. Может быть, Шлезингер унес ее с собой в могилу.
— Об этом одному Богу известно, да и у Него наверняка есть свои причины сомневаться. Шлезингер был хитрая бестия. Он продал Джузеппе Мазаре только часть доказательств своего открытия, видимо желая таким образом обезопасить свою жизнь. Наверное, он подозревал, что после передачи всех доказательств его убьют.
Гропиус смотрел непонимающе.
— Ради всех святых, кто такой Джузеппе Мазара?
— Предшественник кардинала-госсекретаря Паоло Кальви. Кальви и Мазара были членами курии и к тому же смертельными врагами. Кальви завидовал положению Мазары. Это знали все. Он считал, что из него вышел бы лучший кардинал-госсекретарь, и не стеснялся говорить при всех, что Мазара глуп и не приносит пользы церкви. Однажды во время возвращения из Кастель Гандольфо[27] в Рим лимузин, в котором ехал Мазара, занесло, он врезался в дерево и загорелся. Мазара чудом выжил, но сильно обгорел. В конце концов он исчез из Ватикана и появился снова только год спустя — уже в качестве вымогателя-шантажиста своего последователя кардинала Паоло Кальви. С тех пор Мазара крепко держит Кальви в своих руках. Теперь вы понимаете, почему Мазара прибегает к любым средствам и давит на все рычаги, чтобы получить папку Шлезингера?
— Конечно. Но этот Мазара…
— Совершенно верно, он сумасшедший! — Родригес не дал Гропиусу договорить. — Говорят, раньше он был светлая голова, но со времени того несчастного случая он проявляет очевидные признаки сумасшествия. Он желает, чтобы его, как основателя ордена, называли «ваше святейшество». Раньше Мазара был открытым, общительным либералом. А превратился — в радикального консерватора, в реакционера, садиста. Он утверждает, что принимает к себе нагрешивших священников и наставляет их на путь истинный. На самом деле он использует их для удовлетворения своих низменных инстинктов и «во имя Господне» пытает и убивает их.
— Нагрешившие священники? Не понимаю.