В который раз Фелиция вынимала из конверта лист с выпиской и вслух вполголоса произносила напечатанную там сумму, как будто хотела ее одушевить: десять миллионов триста двадцать семь тысяч четыреста шестнадцать. Для исследователя старины эта сумма выглядела настолько далекой от реальности, что его смерть не могла не находиться в неразрывной связи с деньгами.
Фелиция подумала, что, может быть, лучше оставить все как оно есть. Наверное, ей следует позаботиться о достойных похоронах Арно и начать с этими миллионами новую жизнь, но жуткое, причинявшее лишь страдания любопытство звало ее на поиски приносящего смерть источника этих денег. Фелиция с самого начала была уверена, что ее ничто не остановит, даже если ей самой будет угрожать опасность.
В кабинете Арно, стены которого, за исключением окна с видом на озеро, целиком и полностью были заставлены полками с книгами, нашелся один, обрамленный со всех сторон фолиантами канцелярский шкаф, в котором хранился труд всей его жизни, разделенный на кипы мелко исписанных листов. Она бы никогда не отважилась вынуть оттуда хотя бы один лист или поинтересоваться содержанием того или иного документа. К работе Арно она относилась с благоговением. Она никогда не оставалась равнодушной к его исследованиям, напротив, Фелиция даже иногда втайне хотела чуть больше участвовать в его увлекательном труде.
Арно лишь изредка рассказывал о своих раскопках и о теориях, которые базировались на результатах этих исследований. В этих случаях Шлезингер начинал говорить таким тоном, как будто он иной, пришедший из другого мира, а она внимала его рассказам с горящими глазами, как ребенок, слушающий сказочника.
Фелиция улыбнулась, когда ей вспомнилась фраза, сказанная однажды Арно в самом начале их супружеской жизни. Археологи, заявил он с серьезным лицом, могут быть из вчерашнего и из завтрашнего дня, но никак не из сегодняшнего. Она долгое время не могла понять, что муж имел в виду, а когда наконец осознала сказанное им, стала легко мириться с его зачастую странным поведением.
Беспорядок, который, казалось, царил в этих горах бумаг, был лишь видимым, как тот хаос, что, на первый взгляд, царит в муравейнике. На самом деле педантизм Шлезингера порой доходил до гротеска, например, каждый предмет на его письменном столе периода грюндерства[7] должен был занимать свое, строго определенное место. Арно мог с закрытыми глазами пройти от стола к шкафу и вынуть оттуда нужный ему документ — способность, перед которой Фелиция преклонялась.
Разбираться с этими папками показалось Фелиции делом бессмысленным, тем более что отдельные ящики были подписаны тщательнейшим образом, а кипы бумаг обозначены наклейками. Они носили такие названия, которые могли быть понятны только человеку посвященному, например Гебель-Муса, Синай, Кумран, Богазкой. Фелиция действительно не могла себе представить, что десять миллионов оставили свой след где-то в этих папках. Главное — она не знала, как вообще может выглядеть такое доказательство.
На след мог бы навести швейцарский банк в Цюрихе, который управлял миллионным счетом. И Фелиция полетела в этот город, расположенный на одноименном озере. Оно хорошо знала его, ведь многие из ее клиентов жили именно тут. Блестящий мир улицы Банхоф-штрассе, где между дворцами банков и страховых компаний теснились Картье, Феррагамо и Луи Витон, едва ли впечатлял ее. Под камнями этой мостовой находился гораздо более захватывающий мир золота и валюты, на которые можно было купить полмира.
Холл UBS больше походил на танцкласс при дневном свете, чем на операционный зал банка, а услужливость, с какой банковские работники встречали своих клиентов, вполне соответствовала рейтингу этого заведения.
Фелиция предъявила служащему банка документы на наследство, свидетельство о смерти мужа. Пожилой господин по фамилии Нэбель, о чем сообщала всем табличка на пиджаке, рассыпался в соболезнованиях и попросил минуточку терпения. Взяв бумаги, он исчез прежде, чем Фелиция успела задать какой-то вопрос или назвать причину своего прихода.
7
Период грюндерства — период в Германии после франко-прусской войны 1870–1871 гг., длившийся два десятка лет. В искусстве примечателен грузностью форм и богатством деталей. —