Кто знал о смерти Шлезингера? И кто мог назвать настолько точную и абсолютно возможную причину смерти? Этому находилось только одно объяснение: это кто-то из его коллег. Соперничество среди медиков может превзойти, пожалуй, только соперничество среди голливудских звезд.
— Фихте, это главврач Фихте, — бормотал Гропиус вполголоса. Но уже в следующее мгновение он отбросил эту мысль. Если бы Фихте хотел подпилить ножку его стула, то он был бы больше всех заинтересован в выяснении причин смерти Шлезингера, во всяком случае он был бы сумасшедшим, если бы потребовал от Гропиуса приостановить медицинское расследование по этому случаю.
Как дикий зверь, Гропиус метался по гостиной. Сложив руки за спиной, он только растерянно тряс головой. Вероник! Она говорила ему в лицо о своей ненависти. Сначала это очень сильно ранило его, ведь когда-то они любили друг друга; но после многократного повторения уже и это больное место перестало болеть. Без сомнения, Вероник была вполне способна организовать и более грандиозную интригу. Она даже заявила об этом в открытую. Но была ли она в состоянии устроить смерть больного? У нее вряд ли были какие-то контакты в клинике. Общество врачей она жаловала не особо. «Одни обыватели, на уме одни потроха и карьера, отвратительно!» — сказала она однажды. Нет, Вероник тоже исключается, она не зачинщица этого заговора. А мистический звонок только еще больше запутывает все дело.
Гропиус отправился в постель и долго не мог заснуть. Сегодняшнее происшествие, смерть больного, не давало ему покоя. Почти до рассвета он промаялся без сна.
Наутро в клинике его встретила секретарша, заботливая, как мамочка, пятидесятилетняя дама, — никого другого Вероник не подпустила бы к нему — как обычно, она была в хорошем настроении и приветливо сообщила ему, что результат вскрытия Шлезингера уже есть и профессор Лагерманн просит его перезвонить.
Лагерманн! Хотя он еще не успел ничего сказать Гропиусу, его голос был Грегору неприятен заранее. Лагерманн вполне мог быть тем таинственным звонившим! С деланным спокойствием Гропиус вошел в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Он заметил, что у него трясутся руки, когда он начал набирать номер патологоанатома.
— Вас это не удивит, дорогой коллега, когда я назову причину смерти Шлезингера, — начал тот без обиняков, — анатомическое заключение — печеночная кома.
Гропиус не издал ни звука, и Лагерманн переспросил:
— Вы слушаете?
— Да-да, — пробормотал Гропиус, с трудом пытаясь хоть как-то разобраться в услышанном, но тщетно.
— Что вас действительно удивит, так это гистология: донорский орган был неасептичен. Я обнаружил хлорфенвинфос[2] в довольно высокой концентрации. Похоже на инъекцию в препарированный орган. У пациента не было никакого шанса выжить. В связи со сложившимися обстоятельствами я посчитал своим долгом подключить к делу прокурора. За мной письменный отчет.
— Лагерманн! — пробормотал Гропиус, после того как повесил трубку. Он почувствовал, как на затылке выступил холодный пот. — Лагерманн?
В следующие дни произошло столько событий, что потом Гропиусу было сложно расположить их в хронологической последовательности. Все началось с ужасной ситуации, которая возникла в результате переплетения злополучных обстоятельств, — более неудачный вариант развития событий трудно было придумать.
Почти как во сне выполнял Гропиус каждодневную работу, при этом он ловил себя на том, что подозрительно смотрит на каждого, с кем встречается, и пытается понять, знает ли тот о произошедшем инциденте или еще нет. При этом его не покидало ощущение, что большинство коллег намеренно его избегают.
Ближе к вечеру Гропиус сидел в переговорной комнате, обставленной в минималистском стиле мебелью из стальных трубок и черными кожаными креслами. Он положил перед собой на стол карту Шлезингера с данными о проведенной трансплантации и ломал голову над одним и тем же вопросом: как такое могло произойти и кто заинтересован в этом?
Он чуть было не пропустил робкий стук в дверь. В нерешительности он ответил:
— Да, войдите.
Это была Рита, очень миловидная и верящая в гороскопы девушка, — редкое сочетание, поскольку гороскопами увлекаются, как правило, далеко не красавицы. В любом случае он знал, с тех пор как они близко сошлись, что он Дева с асцендентом во Льве и с Солнцем в первом доме.