30 ноября 1854 г., четверг
Холодный липкий туман. За окнами было ничего не видно, кроме размытых силуэтов утыканных трубами крыш, и не слышно, кроме приглушенного шума незримой улицы, хриплого кашля писчебумажного торговца, живущего этажом ниже, и печального звона далеких колоколов, отбивающих томительно-долгие часы. Несмотря на принятое решение нанести Даунту удар прежде, чем он нанесет удар мне, я опять предавался праздности. Прошла неделя, потом другая, а я все не предпринимал никаких шагов. И вот почему.
Двадцать четвертого ноября в «Таймс» появилось объявление о помолвке известного поэта мистера Феба Рейнсфорда Даунта и мисс Эмили Картерет, дочери покойного мистера Пола Картерета. С тех пор я каждый день просиживал по несколько часов кряду, уставившись на напечатанные слова, особенно на две заключительные фразы заметки: «Бракосочетание состоится в церкви Святого Михаила и Всех Архангелов 1 января следующего года. Мисс Картерет поведет к алтарю ее знатный родственник лорд Тансор». Я даже не раз засыпал за столом, щекой на газете.
Но сегодня все иначе. «Таймс» с объявлением была предана огню, вместе с моей нерешительностью. В час пополудни я отправился по делам и закончил свой поход ранним ужином в таверне «Веллингтон»,[306] где меня не знали.
— Желаете ли говядины, сэр? — спросил официант.
— Конечно, — ответил я.
Он взял тяжелый резак с костяной рукоятью и, предварительно пройдясь по лезвию оселком, с величайшей ловкостью произвел разруб в месте костного сочленения. Приятно было наблюдать, как сочные куски мяса падают один за другим на блюдо. Когда официант отложил нож и принес мне дымящуюся тарелку, я попросил подать еще бренди с водой. Ко времени, когда он вернулся, я уже исчез — вместе с ножом.
Я пошел домой через Веймут-стрит и там, к великой своей радости, узрел изрядное волнение. У дома номер сорок два собралась толпа и стоял полицейский фургон.
— Что стряслось? — спросил я у почтальона с сумкой на плече, который спокойно наблюдал за происходящим, что-то мыча себе под нос.
— Убийство, — обыденным тоном сказал он. — Жильца забили до смерти и выбросили из окна второго этажа. — После чего возобновил свое монотонное мычание.
Мысленно похвалив мистера Абрахама Гэбба и его подручных за достойные восхищения расторопность и усердие, я зашагал дальше, премного довольный, что Джосая Плакроуз поплатился за зверское насилие, совершенное над бедной невинной Агнес Бейкер и равно невинным Полом Картеретом. В свое время он избежал виселицы благодаря мне, но в конечном счете я же и заставил мерзавца ответить за все злодеяния.
Итак, с Плакроузом покончено. Теперь — наконец-то — пришло время взяться за его хозяина.
46. Consummatum est[307]
11 декабря 1854 г., понедельник
В самом начале седьмого я, вздрогнув, пробудился в каминном кресле, где задремал часом ранее. Ну вот он и наступил. День расплаты.
Накануне я лег пораньше и спал поверхностным сном, ибо выпил на ночь лишь маленький глоток Далби. Сегодня мне потребуется ясная голова.
На улице царила странная тишина, и утренний свет казался неестественно ярким для декабря. Потом я услышал скрежет лопаты по мостовой. Вскочив с кресла, я бросился к окну и обнаружил, что привычный вид закопченных крыш волшебным образом изменился благодаря пушистому снежному покрову, чья белизна, ослепительная даже под хмурым свинцовым небом, резко контрастировала с грязью и пороком, сокрытыми под ним.
Сегодня, когда наконец настал долгожданный день, в мыслях у меня царила полная ясность и душу захлестывала радость от предвкушения скорой мести, с которой я медлил так долго. Смерть Плакроуза, безусловно, сильно поколебала душевное равновесие моего врага, а вторым ударом для него стал арест Фордайса Джукса — о нем сообщалось в письме мистера Тредголда, полученном мной накануне. Я не рассказал славному джентльмену, как меня предали и как я безвозвратно потерял все, добытое долгими трудами. В нескольких коротких посланиях, отправленных мной в Кентербери, я заверял его, что дела идут хорошо и что мы с мисс Картерет продумываем план действий. В ответе мистера Тредголда на мое последнее наспех составленное послание чувствовалось раздраженное беспокойство, премного меня огорчившее; но я решил любой ценой скрывать от своего работодателя истинное положение вещей и свои ближайшие намерения.
В письме, однако, содержались приятные новости касательно Джукса.
Возможно, Вы не знаете, что в ходе проверки сведений, полученных из анонимного источника, в комнатах Джукса было найдено значительное количество чрезвычайно ценных предметов, судя по всему, похищенных в течение длительного периода времени из Эвенвуда. Он утверждает, что просто хранил вещи у себя по распоряжению человека, виновного в воровстве. И на кого же он указывает? Не на кого иного, как на мистера Феба Даунта! Разумеется, Джуксу никто не верит. Это смехотворная инсинуация и подлая попытка запятнать репутацию великого писателя (так считает общественное мнение). Конечно, Джукс имел возможность совершать кражи в свою бытность служащим моей фирмы: он часто сопровождал меня в деловых поездках в Эвенвуд и нередко ездил туда один по разным поручениям. Я очень боюсь, что его заявления не будут приняты во внимание при рассмотрении дела в суде. Мне кажется, ничто не может поколебать преувеличенное мнение лорда Тансора о мистере Фебе Даунте. Джукс, натурально, был немедленно уволен и в настоящее время ждет суда. Я содрогаюсь при мысли, что подобный человек столь долго был моим доверенным работником, и искренне признателен анонимному осведомителю, разоблачившему подлеца. В результате полицейского расследования выяснилось также, что Джукс, возможно, причастен к преступлению, совершенному в отношении фирмы «Пентекост и Визард», где он служил раньше. Говорят, он способствовал краже со взломом, в ходе которой были похищены чистые чековые бланки фирмы, — если это правда, мне остается только ужасаться, что я так долго доверял ему.