— Здравия желаю, товарищ капитан!
— А-а, Синцов… Приветствую, лейтенант. Проходи, садись, — меланхолично бросил сидевший за столом офицер. — Сейчас, обожди минуту.
— Есть!
Синцов уселся на старый скрипучий стул напротив начальника. Поправил портупею, потянулся было расстегнуть воротник, но опомнился и уже занесенной рукой поворошил выгоревшие на солнце, русые волосы с проседью на висках. Огляделся.
Особыми достопримечательностями кабинет не обладал. Прямоугольное помещение четыре на шесть метров: старая школьная мебель, две сдвинутые парты образуют стол, три стула, два шкафа без стекол, но полные книг и папок. В противоположных углах фронтальной стены: слева — серый металлический сейф, справа — древний, инкрустированный медью деревянный сундук с висящими над ним огнетушителем и ППШ-41[10]. На столе начальника: пепельница с горкой окурков, чернильница, граненый стакан, забитый остро заточенными карандашами, папка с какими-то бумагами, фуражка. Окно с распахнутыми иссохшими ставнями и пыльными стеклами — закрыто. Оно и понятно — в полуденную жару Синцов у себя в ауле тоже закупоривал хижину, дабы не пускать знойный воздух внутрь. Это ночью можно было распахивать и двери, и окна. Но после недавнего убийства в соседнем районе парторга Коханова, которого зарубили во сне неизвестные, оставлять настежь окна и двери стало боязно.
Допотопный электрический вентилятор, наверное, один из первых, созданных в РСФСР еще до войны, вяло крутил кривоватыми лопастями, не привнося даже малейшей прохлады в душный кабинет. Да и направлен он был пропеллером к хозяину. Взгляд Синцова скользнул по стене с портретом Сталина, вместо которого раньше висел Дзержинский. Жирная муха ползала по лицу вождя и нисколько не боялась его строгого, внимательного взора. И возможных последствий, им вызванных. «Да с чего тебе, муха, знать все то, что творится у нас в стране уже второй десяток лет?! Чего тебе бояться, насекомое?» Синцов утер потный лоб влажным и уже грязноватым носовым платком, провел по шее, задрав вверх подбородок с ямочкой. «Только ты — крылатая вольная букашка, а я, словно вша, привязанная к чьему-то потному, грязному телу, ползаю все, ползаю… Не убежать, не улететь, едрить тебя в дышло!»
Лейтенант проглотил скудную слюну и глянул на начальника, что-то усердно строчащего в тетрадку с кожаной обложкой. «Странно, почему карандашом, а не чернилами, стоявшими рядом?»
Капитан Делягин, не прекращая писать, проворчал:
— От этой жары даже чернила высохли. Достало уже грифелем шоркать, палец натер, как ишак мой копчик. Минуту, Николай.
Ошарашенный Синцов еле слышно хмыкнул и подумал: «Охренеть! Он что, мысли читает?» Подобрался на стуле и уставился на плакат, где к кобуре чекиста тянется корявая рука врага, а надпись гласит: «Будь бдителен — враг не дремлет!» Влажная ладонь лейтенанта непроизвольно легла на свою кобуру, ощупала привычным движением и, убедившись, что «ТТ»[11] на месте, снова вернулась на запыленное галифе.
На улице лаяла собака, чумазые смуглые дети гоняли прутиками курицу и громко хохотали, в загоне соседнего дома голосил дурниной ишак, шумел редкой листвой чинар, да скрипел журавль с высоко висящим пустым ведром. Синцов уже в который свой приезд удивлялся, зачем в этом месте нужно было рыть колодец, да еще и наподобие славянского, если в нем пусто? Ведь в каждом третьем доме здешних кишлаков и аулов имелись свои кяризы — глубокие широкие колодцы необычной конструкции. Ничем не закрепленные, просто вырытые ходы почти в человеческий рост как вертикальной, так и горизонтальной проекции. Но в них тоже не везде и не всегда имелись источники питьевой воды. Либо сушь, либо соленые пласты. Синцов снова ощутил приступ жажды, с вожделением посмотрел на темный угол кабинета, где стоял чан с висевшей на его боку поварешкой. И опять капитан угадал его мысли.
— Не стесняйся, угощайся.
В Средней Азии вода действительно считалась угощением. Приветливые добросердечные жители, даже малоимущие дехкане, всегда старались угодить гостю, попотчевать его водой, лепешкой с медом, пригласить на чай с финиками, предоставить тень и самодельное опахало. У себя в ауле Синцов этим вовсю пользовался, местное население относилось к нему с почтением и уважением, граничащим с некоей боязнью. Сотрудников НКВД по всей стране боялись как огня, а уж забитые малограмотные азиаты и подавно.
Синцов выпил целую кружку теплой воды, подумал, что очень скоро захочет еще, а возможности уже не будет, снова зачерпнул из чана. Жадно глотая маленькими (как учил мираб[12] Агинбек) порциями бесценную жидкость, лейтенант искоса поглядывал на начальника. Пожилой, более седой, чем Синцов, капитан Делягин с одутловатым красным лицом и папирусной кожей на левой щеке (результат прижигания места укуса каракурта для нейтрализации яда) молча корпел над срочной писаниной. За ним не водилось историй, связанных с выслуживанием, ухищрениями или безосновательными репрессиями. Судя по возрасту и званию, он, как и Синцов, тоже «отличился» на Большой земле и был отослан (читай «сослан») в края, не столь отдаленные. Видать, поэтому не считал необходимостью хватать звезды с неба и угождать вышестоящему начальству, кое в этих местах можно было заметить очень редко, по праздникам. Поэтому приходилось одному заниматься всеми делами — анализировать, оценивать, обосновывать, принимать решения, выполнять и отчитываться. В его ведомстве, охватывающем надзором тысячу квадратных километров степей и пустынь Южного Казахстана и Узбекистана, служивых людей насчитывалось не более взвода: участковые милиционеры, отделение пограничников, следователь, старшина-завхоз, водитель, два оперативника, врач-криминалист и отделение солдат во главе с сержантом. Такой малый штат, конечно же, был разбросан по всему району между восточным побережьем Арала, Сырдарьей и Амударьей. Собрать всех сотрудников райотдела НКВД воедино не представлялось возможным по многим причинам: отсутствие нормальной связи, транспорта, постоянно нависший дамоклов меч над подконтрольной территорией из-за враждебных элементов населения и потуг басмачей. Поэтому приходилось вызывать подчиненных поочередно, по одному, принимать отчеты, снабжать новыми инструкциями и амуницией. Дел у капитана перед Первомаем накопилось немало, нужно было раздать распоряжения офицерам младшего звена НКВД, участковым и мобильным патрулям, барражирующим вверенные им сектора.
11
Советский армейский самозарядный пистолет, так называемый пистолет «Тульский Токарева», 7,62 мм.
12
Смотритель оросительных каналов и арыков в Средней Азии, распределяющий воду между селениями, искатель воды вообще.