— Ха-ха! — Я едва не сорвался на крик. — А я-то решил, что это любитель поэзии!
— Гм, — протянула Мойра, бросив взгляд на часы. — Кстати, пора бы начинать.
В дверь постучали.
— Не открывайте, — предупредила Винни. — Наверняка опять Тимми.
— Нет, слава богу, он ушел, — сказала Мойра. — Ты разве не слышала, как он пинал урны для пожертвований?
— Слышала, — согласилась Винни.
Мы быстренько отперли дверь и, глядя на гостью, принялись строить догадки о том, кто она такая.
— Ах, господи Боже мой, как вы тут поживаете? — с сияющей улыбкой поздоровалась она, и тут я заметил, что из ее хозяйственной сумки торчит — mirabile dictu![65] — «Весь Джеймс Джойс» в твердом переплете!
Именно этого момента я ждал.
— Ага! Вы, случайно, не моя соотечественница? — поинтересовался я.
— Не подскажете, как пройти на Шарлотт-сквер? У меня там чтения, — сообщила вновь прибывшая.
Хозяева вместе с гостьей вышли на улицу, а я в полном удручении наблюдал энергичную жестикуляцию, которой сопровождались указания. Как бы я воодушевился, если бы мог написать, что в этот самый миг, вопреки всему, мы с агентом подняли глаза и узрели, что на нас сломя голову несется толпа талантливых писателей — они запыхались, но при виде нас на их лицах немедленно расцветает радость, и все как один они умоляют: «Пожалуйста, скажите, что Патрик Маккейб еще не начал читать!»
Увы, этому не суждено было случиться. В действительности же урнам для пожертвований досталось еще пинков, и мы увидели Тимми, который размахивал кулаком и ревел: «Ты у меня получишь, старый вонючка! Тебе меня не достать!»
— Ну, ну, — закудахтала Винни вслед хулиганистому бродяге, — куда это годится!
И тут — cleus ex machina[66] — кто-то потянул меня за локоть, и я, к своему восторгу, обнаружил рядом с собой леди, самую элегантную и аристократичную из всех, что мне доводилось встречать. Кроме того, в руках она держала печатное издание — на этот раз в виде журнала.
— Вы не возражаете, если я… — начала она.
— Конечно, нет! — возопил я и затолкал ее внутрь.
С бьющимся сердцем я встал за кафедру, робко открыл книгу и приступил к изложению краткой истории моего романа — как он появился на свет и почему я решил стать писателем. К своему удовольствию, я услышал бурные аплодисменты. Как ни гадко это было, но я не мог отделаться от мысли, что сейчас Харольд Пинтер со всех ног удирает с Шарлотт-сквер под хохот и свист публики, а вслед ему через всю Принцесс-стрит несутся презрительные выкрики: «Что замолчал, Харольд? Нам не нужно твоих идиотских пауз! Мы пришли послушать автора „Карна“, дружище. Comprende?[67]»
Я опустил голову, раскаиваясь в собственной «низости» и изображая смиренную покорность судьбе. Затем, откашлявшись, продолжил:
— Мне бы хотелось прочесть вам отрывок из романа, — сказал я и, подняв глаза, в ужасе увидел, как вся моя аудитория направляется к двери.
— Постойте, не уходите! — крикнул я. — Я еще не закончил!
Дама остановилась и с минуту смотрела на меня через плечо, а потом с вызовом бросила:
— У меня есть дела поинтереснее, чем слушать эту ерунду. Я зашла сюда, просто чтобы переждать дождь. — С этими словами она исчезла.
Мы подождали, без особой надежды, еще минут десять.
— Ничего не понимаю. Мы разослали рекламные листки по всем кварталам!
— Может, на сегодня закончим? — осторожно предложил мой агент и добавил: — У нас еще одна важная встреча, да, Патрик?
— С пивом у «Эдди», — сквозь зубы процедил я. — И бутылкой «Моэ и Шандон».
С чем мы и встретились. Господи, как же мы наслаждались этими пузырьками, как весело они взрывались на языке!
Мы снова обнаружили, что нетвердым шагом бредем по Принцесс-стрит. Огни большого города светили, казалось, для нас одних. Мы пропускали мимо ушей назойливые реплики, которые доносил ветер: «Харольд читал великолепно, не правда ли? Восхитительный литературный вечер!» И теперь нас уже ничего не заботило, кроме «уютного клуба и теплого общения с друзьями». Мы были убеждены — наконец-то! — что теперь наше положение просто обязано измениться в лучшую сторону!
Несомненно, именно наша уверенность вызвала усмешку на круглом лике луны, взошедшей над зубчатой стеной старого замка. Этому благородному светилу предначертано улыбаться, глядя на людские поступки и безграничную, непоколебимую самоуверенность. Наша упорная убежденность в том, что «хуже быть не может», оказалась в корне ошибочной, так как, победно завернув за угол, мы натолкнулись на размокшую вывеску:
66
Букв.: «бог из машины» — неожиданное спасение (благодаря счастливому вмешательству); счастливая развязка