Повторяющийся сон. Долгие часы песнопений на корявом пали и 150 граммов шотландского виски, замаскированного в бутылочке из-под минералки, — и вот уже один из адских самолетов, несущих на своих крыльях мои кошмары («ДС-10» с разболтанным двигателем), бесцеремонно выплевывает меня обратно на землю. Зной (или холод) бьет мне в лицо, словно тяжелая дверь; я, спотыкаясь, бреду вниз по ступенькам и выхожу на плавящийся от жары (или покрытый льдом) асфальт. Прохожу через таможенный терминал, точно через первые бардо, и кроткий психопомп из Британского Совета ведет меня к такси, точно провожая на смерть, которая неизменно предстает передо мной в своем собственном облике, в облике своей книги.
Эксетер. После довольно сносного ужина в кафе — пирога с яйцами и брокколи и салата из стручковой фасоли (мясо в меню все равно отсутствует) — мы с моим приятелем Майклом Донахью участвуем в литературных чтениях. Наше выступление сопровождается некоторыми шумовыми эффектами. Слегка опьяненные радостным сознанием того, что вечер обошелся без серьезных катастроф, мы возвращаемся в гримерку. Майкл достает два бодрана: это инструмент, к игре на котором у меня абсолютно нет таланта, зато есть необъяснимая склонность. В тот год очень популярна песенка «Железный Джон», и мы барабаним до одури, так что наши рубашки насквозь промокают от пота. Мы напрочь забываем о времени. Мы плетемся в отведенную нам квартиру. Здание погружено во тьму. У нас нет ключа. Ни стук, ни звонки в дверь не смогли нарушить сон хозяйки. Мы идем туда, где выступали. Там тоже уже темно. Мы смиряемся с мыслью о ночевке в машине. Холод пронизывает до костей, на окнах намерзает лед. В багажнике находим крохотный плед. Пробуем уснуть, но фасоль опять подает голос — лично для меня, во всяком случае, использование сырых овощей в иной роли, нежели чисто декоративной, — это что-то новенькое. По крайней мере, философски замечает Майкл, благодаря выбросу газов в машине на короткое время станет теплее; но поскольку открыть окна не представляется возможным, уступка требованиям организма в конце концов оказывается чересчур неприятной. Опротивев друг другу до тошноты, в пять утра мы расстаемся. Я еду на вокзал, где мне предстоит два часа ждать поезда, а потом еще девять часов трястись в вагоне. Майкл же — помню как сейчас — без всякого повода решает ехать в Редкар. Я сижу на заиндевевшем перроне и смотрю, как заря растекается по небу, точно кровавое пятно под рубашкой.
Меня пригласили выступить перед Поэтическим обществом Пенанга на «Вечере открытого микрофона». Во всех остальных местах, куда мы приезжаем, я исполняю музыку (кульминацией нашего тура станет концерт в тропических лесах Борнео, где наше выступление будет встречено гробовой тишиной, выходящей за рамки обычного человеческого равнодушия: вся Земля замолчит, словно под звуки Орфеевой лиры. Когда в воздухе растаяли звуки нашего последнего номера, я услыхал лишь дикий обезьяний крик и глухой удар упавшего в траву плода хлебного дерева). Завидев бодран (бодран — последнее утешение шарлатана, инструмент, который должно оставлять дома), малазийская леди настаивает, чтобы я аккомпанировал ей во время чтения. Она щелкает пальцами, задавая темп. Я наигрываю приятный шаффл на четыре четверти и добавляю чуть-чуть техники «бэк-стик». Леди взирает на меня с явным презрением, потом закрывает глаза, сосредоточивается и громко чеканит: Фред в постели / Всю неделю / Еле-еле / Душа в теле / Руки-ноги / Посинели / Нос и уши / Покраснели / Фред в постели…
В антракте я выхожу из залитого светом и дышащего ледяным холодом зала в жаркую ночь, чтобы немного разогреть кровь в жилах. Под пальмами летают стаи бабочек размером с хороших голубей. Одна из них неуклюже поворачивает в мою сторону. Я почему-то вспоминаю маленькую капустницу, которая села на ракетку юной и застенчивой красавицы Крис Эверт[107] во время Уимблдонского матча. Крошечное насекомое словно благословляло спортсменку, и поединок возобновился только после того, как капустница улетела. Я понимаю, что не могу открыть двери и войти обратно внутрь. Я молочу кулаками по двери, как сумасшедший. Гигантские ночные бабочки пикируют на меня сверху. На спинах у них белеют изображения мертвой головы.
107
Крис (Кристина Мария) Эверт (р. 1954) — американская теннисистка. Выиграла свой 1-й Уимблдонский турнир в 1974 г. и побеждала в турнирах Большого шлема 21 раз.