В ярости Гроссман продолжает в реалистичной манере:
«Через двадцать — двадцать пять минут подручные Шмидта заглядывали в глазки́. Наступала пора открывать двери камер, ведущие на платформы. Заключенные, в комбинезонах, под шумное понукание эсэсовцев приступали к разгрузке. Так как пол был покатым в сторону платформы, многие тела вываливались сами. Люди, работавшие на разгрузке камер, рассказывали мне, что лица покойников были очень желты и что примерно у семидесяти процентов убитых из носа и изо рта вытекало немного крови. Физиологи могут объяснить это»[133].
Гроссман был психологически потрясен, когда как военный корреспондент Красной Армии прибыл в разрушенную Треблинку в 1944 г.[134] Своим репортажем он помог сделать восстание в Треблинке известным во всем мире. Но он не писал о других двух лагерях «Операции Рейнхард»: Белжеце и Собиборе, которые к тому времени сровняли с землёй. Он поехал в расположенный неподалёку Майданек, который был не только лагерем смерти, но и трудовым. Гроссман подчёркивал для своих читателей, что в Треблинке убивали именно евреев, но этот посыл не приветствовался советскими властями[135]. Гроссман служил в армии, и война всё ещё продолжалась, так что ему не пришлось много писать о судьбе евреев. Он продолжил в последующие годы и не соглашался с линией партии и официальной историей. Поэтому мы можем заключить, что Гроссман не скрывал известное ему, а скорее всего мало что знал о восстании в Собиборе. И хотя он был хорошо информирован, но вместо Собибора упоминал восстания в менее известных лагерях, таких как Яновский лагерь во Львове[136]. История о Собиборе придёт гораздо позже и будет опубликована другими людьми.
Партизанские отряды были разными: какие-то сражались, другие организовывали лагеря, где укрывались от возможных немецких атак евреи, находившиеся под угрозой. Наиболее известный — так называемый семейный лагерь братьев Бельских в Белоруссии[137]. Лагерь разительно отличался от партизанских отрядов, куда принимали только воинов-мужчин; здесь также находили укрытие женщины и евреи, у которых не было оружия. Такие лагеря были не только военными отрядами, но и местом, где можно спрятаться под защитой тех, кто умел обращаться с оружием. Братья Бельские организовали лагерь в конце 1941 г. и, несмотря на многие сложности, более тысячи человек дожили до конца войны.
В книге «Беглецы из леса» Алан Левин описывает варианты, которые были у сбежавших из гетто. Они могли присоединиться к советским партизанам, а могли — к независимому отряду. Могли искать семейный лагерь, куда допускались и те, кто не станет сражаться. Независимость партизанских групп вызывало подозрение у руководства партизанским движением Белоруссии, что выливалось в антисемитизм, если оказывалось, что евреев в отряде слишком много. Те, кто бежали в Польшу, должны были также опасаться польских партизан из АК (Армии Крайовы), порою враждебно настроенных к евреям. Левин цитирует доклад, утверждавший, что «наши отряды теперь вынуждены воевать на два фронта. Лидеры подполья [командование АК] создают отряды, призванные стереть с лица земли банды коммунистов, военнопленных и евреев». Автор доклада указывает, что такие солдаты из АК не нападали на немцев. Левин также отмечал, что когда такие группы встречали одинокого еврея, они его убивали, но с неохотой вступали в настоящий бой. Они боялись провоцировать. Солдаты АК знали, что группы евреев дадут отпор[138].
133
Ibid. Перепечатано в следующем издании: The Road: Stories, Journalism, and Essays / Ed. B Chandler R. et al. New York, 2010. P. 116–162.
134
135
137
138