Дом блистательной четы я отыскал легко. Он расположен на самом краю Кройдона и окружен тополями. Добрался я до него в сумерках, и неудивительно, что мне мерещилось что-то чудовищное в самих очертаниях жилища, где обитает существо, которое примечательней сынов человеческих. Леди Гипатия и ее муж приняли меня с изысканной вежливостью, но не пустили к пятнадцатилетнему отпрыску, который содержится в особой комнате. Беседа с родителями не открыла мне, чем же он так хорош. Леди Гипатия, бледная дама с тонким, резким профилем, облаченная в серо-зеленые тона, которыми она украсила столько бедных домов, говорила о своем ребенке без вульгарного тщеславия обычных матерей. Когда я, набравшись смелости, спросил, приятен ли он с виду, она отвечала с легким вздохом:
— Видите ли, он создает свой собственный стандарт. В определенном смысле он прекрасней Аполлона. Конечно, с нашей низменной точки зрения... — И она опять вздохнула.
Поддавшись недолжному порыву, я спросил:
— А волосы у него есть?
После долгого, тяжкого молчания доктор Хэгг мягко ответил:
— На этом уровне все иначе. Я бы не назвал это... э-э... волосами, но...
— Может быть, — нежно спросила жена, — беседуя с обычными людьми, это, удобства ради, можно назвать волосами?
— Вероятно, ты права, — сказал, подумав, доктор. — О волосах такогю рода надо бы говорить притчами.
— Что же это? — заволновался я. — Перья?
— Не совсем, — неприятным голосом сказал д-р Хэгг.
Я вскочил и спросил:
— Можно его хотя бы видеть? Я журналист, и руководят мной только тщеславие и любопытство. Мне бы хотелось хвастаться тем, что я пожал ему руку.
Муж и жена встали в явкой растерянности.
— Видите ли, — сказала леди Гипатия с очаровательной аристократической улыбкой, — в прямом смысле слова ему нельзя пожать руку... Сама структура...
Отмахнувшись от приличий, я кинулся к заветной комнате и распахнул дверь. Внутри царила тьма. Впереди что-то жалобно пискнуло, позади раздались два крика.
— Так я и знал! — возопил доктор, закрывая руками лысый лоб. — Сюда ворвался сквозняк. Он умер.
Когда я уходил из Кройдона, я видел, как люди в черном несут маленький гробик исключительно странной формы. Ветер выл надо мной, сотрясая тополя, а они метались и гнулись, словно траурные плюмажи каких-то вселенских похорон.
Король проснулся[23]
Французские агенты в Канаде после разгрома французов в 1763 году распространили среди индейцев весть, будто король Франции последние годы спал, но только что проснулся, и первыми его словами были: «Нужно немедленно вышвырнуть англичан, которые вторглись в страну моих краснокожих сынов». Весть эта разлетелась по всему континенту и явилась одной из причин знаменитого заговора Понтиака.[24]
Смерть вождя
Когда копейщики Качари были разбиты регулярными войсками, вождя оставили, сочтя мертвым, на берегах лагуны, ныне носящей его имя. Живущие поблизости рассказывают, что два дня и две ночи касик, в бреду, умирающий, кричал, словно бросаясь в битву: «Вот Качари, Качари, Качари».
Предупреждение
Во время одной из былых войн в Шотландии глава клана Дугласов попал в руки врага. На другой день к нему в башню принесли голову кабана на блюде. Увидев ее, Дуглас понял, что судьба его предрешена. Той же ночью его обезглавили.
Объяснение
Непримиримый скептик Ван Чун[26] отрицал существование вида фениксов. Как змея, заявлял он, превращается в рыбу, мышь — в черепаху, а олень во времена мира и спокойствия обращается в единорога, так и гусь становится фениксом. Эти изменения он приписывал «благотворной жидкости»: именно благодаря ей за две тысячи триста пятьдесят шесть лет до христианской эры во дворе императора Яо выросла багровая трава.
23
24
26