Допив бутылку рейнвейну, Петр Иванович спрашивал другую, и с каждым стаканом речь его делалась складнее и слезы лились обильней. Когда же становилось совсем невмоготу, Петр Иванович отправлялся осматривать вечерний и ночной Берлин и домой возвращался только под утро чрезвычайно усталым.
Обязанность представительства знатной, хотя и покойной, персоны была сопряжена с немалыми расходами, и в скором времени Петр Иванович, прожив все ассигнованные ему средства, сильно задолжал в отеле, где его, впрочем, уважали как настоящего русского барина, не считавшего ни марок, ни рублей.
Между тем родные умершего генерала забеспокоились, почему его тело так долго не прибывает в место последнего упокоения. Самому Петру Ивановичу было также неприятно, почему он и решил как-нибудь выкупиться из отеля и отправиться в Москву если уж не с печальным грузом — на что денег совершенно не было, — то хотя бы персонально.
Вот тут-то и помогли ему документы о смерти генерала и о подлинном пребывании его тела, заключенного в свинцовый гроб, на хранении в железнодорожном складе. В обмен на эти документы херр фон Фролов без особого труда получил некоторую сумму денег на проезд, к которой хозяин отеля присчитал и накопившийся должок, обещая вернуть документы по уплате сполна всего, ему причитавшегося. Заложив таким образом прах лучшего друга, Петр Иванович, уже не в первоклассном вагоне, пересек границу германского государства и оказался в отечестве, возврат в которое всегда бывает приятен доброму патриоту.
Из дальнейшего известно, что гроб с телом бывшего губернатора Закревского не остался навсегда в Берлине, но в свое время, усердием обеспокоенных родных, был все же разыскан и доставлен в имение Ивановское Подольского уезда. Этим, между прочим, лишний раз доказывается, что расчетливость немцев, хотя и лишенных фантазии и воображения, всегда оправдывается.
Нам остается добавить, что история с закладом дружеского праха очень долго служила предметом обсуждения в московском обществе. При этом сразу образовались две партии: одни высказывали мнение, что Петр Иванович просто проявил величайшее легкомыслие, прокутив в Берлине деньги на доставку генеральского трупа; другие, наоборот, полагали, что все это было проделано с заранее обдуманным намерением отомстить бывшему губернатору за самоуправную высылку без достаточных причин в глухой Архангельский край. Таким образом, в глазах некоторых Петр Иванович явился как бы мстителем за административные несправедливости, в том числе и за высеченного парикмахера, французского гражданина. Были, наконец, и такие, которые считали поступок Петра Ивановича одной из обычных его остроумных проделок, которыми он давно славился на всю Москву и в ряду которых несостоявшийся полет на воздушном шаре был только одной из невиннейших шуток.
Мы не беремся быть в этом споре третейскими судьями, особенно — ввиду крайней скудости архивных материалов, которыми мы в данном случае пользуемся. Есть, однако, соображения, по которым мы склоняемся скорее ко второму утверждению, рисующему Петра Ивановича Фролова — суровым мстителем во имя идеи свободы человеческой личности. К этому выводу нас приводит, во-первых, высказанный им взгляд, что «тоже и на земле удовольствия немного», особенно же совершенно неожиданный конец нашего героя: по точным известиям, он, по прошествии многих лет, покончил с собой в Ницце. Что, почему и как — неизвестно. Хотя и были случаи, что кончали с собой знаменитые остряки и забавники, как, например, талантливый поэт Барков,[264] — но гораздо чаще к такому способу расчета с жизнью прибегают натуры скрытные и способные по многу лет вынашивать в душе затаенные намерения.
Несмотря на это, мы, повторяем, окончательного вывода не делаем, тем более что по другим, не менее точным, сведениям Петр Иванович Фролов, покончив с собой в Ницце, где он чрезвычайно много задолжал и за квартиру и частным лицам, впоследствии избегал проживать в этом французском городе, проводя лето по преимуществу на итальянской Ривьере, а иногда попросту оставаясь в Москве и лишь по воскресеньям выезжая не далее Малаховки и Кускова. Все это придает его биографии особый интерес, почему мы и решились использовать некоторые сведения об этом известном москвиче для настоящего рассказа.
264
Барков Дмитрий Николаевич (1796–1855) — поэт, театральный критик, переводчик; чиновник петербургской таможни.