«Государь, гранды Испании всегда славились верностью своему королю; и теперь ваше величество найдет в них такую же преданность и привязанность».
Королевский совет Кастилии уверял бедного Жозефа, что «он является главным отпрыском фамилии, самим небом предназначенной для трона». Не менее низки были приветствия герцога дель Парке, возглавлявшего депутацию от армии. На следующий день те же лица опубликовали воззвание, предписывавшее всем покорность династии Бонапартов. 7 июля 1808 г. под новой конституцией поставили свои подписи 91 испанец из самых родовитых семей; среди них были герцоги, графы и маркизы, а также главы различных духовных орденов. При обсуждении этой конституции возражения с их стороны вызвала только отмена их древних привилегий и льгот. В состав первого министерства и первого придворного штата Жозефа вошли все лица, входившие раньше в министерство и придворный штат Фердинанда VII. Некоторые представители высших классов видели в Наполеоне человека, посланного провидением для возрождения Испании, другие смотрели на него, как на единственный оплот против революции; никто не верил в возможность успеха национального сопротивления.
Таким образом, с самого начала испанской войны за независимость высшее дворянство и члены бывшей администрации утратили всякое влияние на буржуазию и народ, так как покинули их в начале борьбы. На одной стороне были Affrancesados (офранцуженные), на другой — нация. В Вальядолиде, Картахене, Гранаде, Хаэне, Санлукаре, Ла-Каролине, Сьюдад-Родриго, Кадисе и Валенсии наиболее известные деятели бывшей администрации — губернаторы, генералы и другие видные лица, рассматривавшиеся как французские агенты и препятствие национальному движению, — пали жертвой разъяренного народа. Власти повсюду были смещены. Уже за несколько месяцев до восстания 19 марта 1808 г. в Мадриде происходили волнения, направленные к тому, чтобы El Chorizero (колбасник — прозвище Годоя) и его ненавистные приспешники были удалены с их постов. Эта цель была теперь достигнута в общенациональном масштабе; тем самым внутренняя революция в том плане, в каком ее желали народные массы, и вне всякой связи с борьбой против чужеземного нашествия, совершилась. В целом движение, казалось, было направлено скорее против революции, чем за нее. Будучи национальным, поскольку оно провозгласило независимость Испании от Франции, оно было в то же время династическим, так как противопоставляло «возлюбленного» Фердинанда VII Жозефу Бонапарту, — реакционным, так как противопоставляло древние учреждения, обычаи и законы рациональным новшествам Наполеона, — суеверным и фанатичным, так как противопоставляло «святую религию» так называемому французскому атеизму, или уничтожению особых привилегий римской церкви. Священники, устрашенные участью своих французских собратьев, из чувства самосохранения, возбуждали народные страсти.
«Священный елей суеверия», — говорит Саути, — «придавал патриотическому пламени еще больше силы»[248].
Всем войнам за независимость, которые велись против Франции, свойственно сочетание духа возрождения с духом реакционности, но нигде эта двойственность не проявлялась так ярко, как в Испании. В воображении народа король был окружен поэтическим ореолом сказочного принца, угнетаемого и плененного великаном-разбойником. Самые захватывающие и любимые эпохи национального прошлого были связаны со священными и чудесными преданиями о войнах креста против полумесяца; к тому же множество людей из низов привыкло носить рясу нищего монаха и кормиться за счет церкви. Один испанский писатель, дон Хосе Клементе Карнисеро, напечатал в 1814 и 1816 гг. следующие произведения: «Наполеон, истинный Дон-Кихот Европы», «Главные события славной испанской революции», «Законное восстановление инквизиции»[249]. Одного заглавия этих книг достаточно, чтобы уловить ту специфическую черту испанской революции, которая проявляется также в манифестах провинциальных хунт; все они славят короля, святую религию и родину, а некоторые даже говорят народу о том, что
«их надежды на потусторонний мир ставятся на карту и находятся под неминуемой угрозой».
Однако если крестьянство, жители маленьких городов, расположенных вдали от морей, и многочисленная армия нищих в рясах и не в рясах, глубоко проникнутые религиозными и политическими предрассудками, составляли огромное большинство национальной партии, то в нее входило, с другой стороны, деятельное и влиятельное меньшинство, которое видело в борьбе народа против французского нашествия сигнал 1; политическому и социальному возрождению Испании. Это меньшинство состояло из жителей портовых, торговых городов и некоторых провинциальных центров, где при Карле V до известной степени развились материальные условия современного общества. Их поддерживали лучшие элементы дворянства и буржуазии, писатели, врачи, адвокаты и даже священники, которых Пиренеи не спасли от вторжения философии XVIII века. Подлинной декларацией этой группы можно считать опубликованный в 1795 г. знаменитый меморандум Ховельяноса об улучшении сельского хозяйства и аграрном законе, составленный по приказу королевского совета Кастилии[250]. Наконец, имелась еще буржуазная молодежь, например, студенты университета, горячо воспринявшие стремления и принципы французской революции и одно время даже питавшие надежду возродить родину при поддержке Франции.
Пока дело шло только о совместной защите родины, две крупные составные части национальной партии пребывали в полном согласии. Антагонизм между ними не выступал наружу, пока они не встретились в кортесах, на арене борьбы за новую конституцию, которую предстояло выработать. Революционное меньшинство, стремясь поддержать в народе патриотический дух, без колебаний апеллировало к национальным предрассудкам старых народных верований. Если для непосредственных целей национального сопротивления такая тактика могла представляться уместной, то все же она неизбежно должна была оказаться роковой для меньшинства в тот момент, когда консервативная часть старого общества начала бы использовать те же предрассудки и народные страсти для того, чтобы защитить свои собственные интересы против истинных и конечных планов революционеров.
Покидая Мадрид по требованию Наполеона, Фердинанд учредил высшую правительственную хунту под председательством инфанта дон Антонио. Но уже в мае эта хунта перестала существовать. Центрального правительства тогда не было, и восставшие города создавали свои собственные хунты под руководством хунт, созданных в столицах провинций. Эти провинциальные хунты являлись, собственно говоря, независимыми правительствами, каждое из которых организовало свою собственную армию. Хунта представителей в Овьедо заявила, что суверенитет полностью перешел к ней, объявила войну против Бонапарта и отправила делегатов в Англию для заключения перемирия. Позже то же самое сделала хунта Севильи. Любопытно, что под давлением обстоятельств эти фанатичные католики пошли на союз с Англией, державой, в которой испанцы привыкли видеть воплощение наихудшей ереси, немногим лучше самого турецкого султана. Спасаясь от нападения французского атеизма, они бросились в объятия британского протестантизма. Поэтому не удивительно, что Фердинанд VII, по возвращении в Испанию, объявил в декрете, восстанавливавшем святую инквизицию, что одной из причин,
«исказивших чистоту религии в Испании, было пребывание в ней иноземных войск, принадлежащих к различным сектам, одинаково зараженным ненавистью к святой римской церкви».
Провинциальные хунты, которые появились столь внезапно, совершенно независимо друг от друга, признавали некоторый, — правда, весьма незначительный и неопределенный, — авторитет верховной хунты в Севилье, поскольку этот город считался столицей Испании, с тех пор как Мадрид попал в руки чужестранцев. Так было установлено весьма анархическое подобие федерального правительства, которое вследствие столкновений противоположных интересов, местных взаимных подозрений и соперничающих влияний представляло мало пригодное орудие для централизации военного командования и совместных боевых операций.
248
R. Southey. «History of the Peninsular War», 3 vol., London, 1823–1832 (P. Саути. «История войны на Пиренейском полуострове», 3 тома, Лондон, 1823–1832). Маркс цитирует том 1, стр. 301.
249
Carnicero. «Napoleon о El verdadero D. Quixote de la Europa, о sean Comentarios critico-patriotico-burlescos a varios decretos de Napoleon у su hermano Jose, distribuidos en dos partes у cincuenta capitulos у escritos por un espanol amante de su patria». V. 1–6. Madrid, 1813 (Kapmrcepo. «Наполеон, или истинный Дон-Кихот Европы, или критически-патриотически-сатирические комментарии к различным декретам Наполеона и его брата Жозефа, в двух частях и пятидесяти главах, сочинение испанца, любящего свою родину». Тт. 1–6, Мадрид, 1813); «Historia razonada de los principales sucesos de la gloriosa revolucion de Espana». V. 1–4, Madrid, 1814–1815 («Разбор истории главных событий славной испанской революции». Тт. 1–4, Мадрид, 1814–1815); «La Inquisicion justamente restablecida e impugnacion de la obra «Anales de la Inquisicion en Espana» por Llor-ente». V. 1–2, Madrid, 1816 («Законное восстановление инквизиции и опровержение работы «Хроника инквизиции в Испании» Льёренте». Тт. 1–2, Мадрид, 1816).
250
Речь идет о составленном Ховельяносом докладе: «Informe de la sociedad economica de esta corte al real у supremo Consejo de Castilla en el expediente de ley agraria» («Меморандум Мадридского экономического общества высшему Королевскому совету Кастилии по поводу аграрного закона»), изданном впервые в Мадриде в 1795 году. Маркс пользовался седьмым томом восьмитомного собрания сочинений Ховельяноса, изданного в Барселоне в 1839–1840 годах.