Предположим, что Швейцария обогатилась новым кантоном — Северной Савойей. Граница была бы образована горным хребтом, который отделяется от главной цепи Альп между
Монбланом и Малым Бернаром и идет к ущелью Роны (форт Эклюз), и, видимо, была бы совершенно «естественной». Но этот хребет пересекают следующие дороги из долины Изер и Роны: 1) Сессель — Женева, 2) Аннеси — Женева, 3) Аннеси — Бонвиль, 4) Альбервиль — Салланш. От Бонвиля, как и от Салланша, идут дороги через северный хребет долины Арва на Тонон. Следовательно, страна совершенно открыта для вторжения на Тонон на южном берегу Женевского озера, и так как от Сесселя или Альбервиля до Тонона не больше 15 миль, то обладание Северной Савойей дало бы возможность Швейцарии продлить свою оборону самое большее на пять дней. Но так как для обороны этого нового кантона не представляется возможным выделить ничего, кроме ополчения, то наступающая колонна может с тем же успехом пройти от Женевы прямо на Тонон — пять миль, — откуда ей остается только около четырех миль до Сен-Женгольфа. Таким образом, в этом случае обладание Северной Савойей даст Швейцарии всего лишь трехдневный выигрыш во времени. Кроме того, это может привести лишь к раздроблению оборонительных сил Швейцарии. Путь отступления швейцарской армии, атакованной со стороны Франции, лежит, очевидно, через Берн по низменности, там где возможно — вдоль Ааре на Цюрих, а где нет — на Люцерн и от обоих этих пунктов в долину Верхнего Рейна. Поэтому армия не должна переносить свою позицию слишком далеко на юг, чтобы ее нельзя было оттеснить с этих линий и загнать в высокогорные районы. Как мы видели, кантон Ваадт может еще легко быть включен в швейцарскую систему обороны, а Северная Савойя и открытый с прекращением нейтралитета Савойи Валлис определенно не могут быть в нее включены. Известно, однако, как сильно в федеративной стране, где оборону несет милиция, желание каждого гражданина защищать в случае угрозы свою собственную родину. Известно, что войска будут роптать, крик поднимут члены Национального совета, если целые города и кантоны будут отданы врагу без сопротивления, а в особенности новый кантон, который Швейцария получила исключительно в целях своей обороны! И в самом генеральном штабе каждый приложит все усилия к тому, чтобы его край был особенно хорошо защищен, а в милиционной армии, где под влиянием беззаботного благодушия мирного времени дисциплина в лучшем случае довольно слаба, начальнику в силу всего этого будет весьма трудно поддерживать в войсках порядок. Можно поручиться, что в девяти случаях из десяти начальник проявит колебания или должен будет уступить. Северная Савойя будет занята войсками, которые не принесут делу обороны никакой пользы, но во всяком случае пострадают при отходе и частью будут отброшены в Валлис, где им придется подумать, как снова пробраться к главной армии через хребты Гемми или Фурка.
Единственную гарантию для Швейцарии представляет положение, когда Северная Савойя не принадлежит ни ей, ни Франции; в этом случае Северная Савойя во время войны фактически остается нейтральной в отношении обеих стран и действительно прикрывает Швейцарию. Если же она будет принадлежать Швейцарии, то это для Швейцарии будет не намного лучше, чем она принадлежала бы Франции. Значение Савойи определяется выигрышем трех, максимум пяти дней, большая часть которых, однако, будет затем потеряна при обороне кантона Ваадт. Но чего это стоит по сравнению с уверенностью, что при всех обстоятельствах неприятельская атака возможна только между Базелем и Женевским озером?
Северная Савойя для Швейцарии — дар данайцев[380]. Более того: такой подарок заключает в себе угрозу. В этом случае Франция будет господствовать в военном отношении над всей французской Швейцарией и сделает невозможной всякую сколько-нибудь серьезную ее оборону. Аннексия же Францией Южной Савойи тотчас же выдвигает требование о присоединении к ней и французской Швейцарии.
III
Графство Ницца лежит, как известно, у подножия Приморских Альп, и граница его с Генуэзской провинцией, проходя в одной миле восточное Онельи у Черво, спускается к морю. Западная часть его говорит на провансальском, восточная, по другую сторону Руайи, — на итальянском диалекте. Однако, за исключением нескольких деревень на реке Вар, литературным языком везде служит итальянский и только в городе Ницце, вследствие сильного притока иностранцев, с ним соперничает французский язык.
Для того чтобы правильно рассмотреть вопрос о национальном составе, мы должны ознакомиться с соотношением языков в западных Альпах.
Везде, где итальянский язык сталкивался в Альпах с Другими языками, он оказывался более слабым. Ни в одном пункте он не проникает за Альпийскую цепь; романские диалекты Граубюндена и Тироля совершенно независимы от итальянского языка. Напротив, все пограничные языки отвоевали у него территорию к югу от Альп. В западных горных округах венецианской провинции Удине говорят на крайнско-словенском языке. В Тироле немецкий элемент господствует на всем южном склоне и во всей верхней долине Эча; далее, к югу, в центре итальянской области, находятся острова немецкого языка — Sette comuni и Tredici comuni[381]; у южной подошвы Гриса, как и в тессинской Вальди-Каверно, в пьемонтской Валь-Формацце, в верхней долине Диведро у подножия Симплона, наконец, на всем юго-восточном склоне Монте-Розы, в Вальде-Лисе, в верхней Валь-Сезии и Валь-Анцаске — говорят по-немецки. От Вальде-Лиса начинается граница французской речи, которая охватывает всю долину Аосты и восточный склон Коттских Альп, начиная от Монсени, так что обыкновенно считают, что истоки всех рек верхнего бассейна По лежат в ее пределах. Принято считать, что эта граница идет от Демонте (на реке Стуре), несколько западнее Коль-ди-Тенды, к реке Руайе и следует вдоль нее до моря.
Вопрос о границе между германским или славянским народным языком и итальянским не вызывает никакого сомнения. Но иначе обстоит дело, когда сталкиваются два романских языка и именно не литературный итальянский язык, il vero toscano {настоящий тосканский. Ред.}, и не язык образованных слоев Северной Франции, а пьемонтский диалект итальянского языка и выродившийся в тысячу патуа исчезнувший южнофранцузский язык трубадуров, который мы для краткости назовем неточно, но, по общепринятому выражению, провансальским. Тому, кто хотя бы поверхностно изучал когда-нибудь сравнительную грамматику романских языков или провансальскую литературу, должно было тотчас же броситься в глаза большое сходство народного языка Ломбардии и Пьемонта с провансальским языком. В ломбардском это сходство ограничивается, правда, лишь внешними формами диалекта: опускание мужских гласных окончаний, в то время как женские окончания в единственном числе сохраняются; точно так же большая часть гласных окончаний в спряжениях сообщает языку провансальский характер, в то время как носовое «n», произношение «u» и «oeu» напоминает северофранцузскую речь; но словообразование и фонетика, по существу, итальянские, а там, где происходят отклонения, они удивительно часто напоминают, как и в рето-романском[382], португальский язык{160}. Пьемонтский диалект в своих главных чертах имеет значительное сходство с ломбардским, но он уже ближе к провансальскому, чем последний, а в Коттских и Приморских Альпах оба наречия, без сомнения, так близки, что трудно установить между ними точную границу{161}. К тому же, южнофранцузские патуа в большей своей части не намного ближе к северофранцузскому литературному языку, чем даже пьемонтские. Таким образом, народный язык в этом случае не может служить критерием для решения вопроса о национальности. Альпийский крестьянин, говорящий по-провансальски, с одинаковой легкостью усваивает как французскую, так и итальянскую речь и одинаково редко пользуется как той, так и другой; он довольно хорошо понимает пьемонтскую речь и вполне обходится ею. Если же оказывается необходимым установить более прочные связи, то их может дать только литературный язык, а таковой, разумеется, во всем Пьемонте и Ницце — итальянский; единственное исключение составляют долины Аосты и Вальдеси, где местами преобладает французский литературный язык.
380
381
382