Итак, даже если мы признаем, что различием в плодородии почвы объясняется не сама земельная рента, а только различие земельных рент, то остается в силе тот закон, что, в то время как в промышленности сверхприбыль получается, как правило, от удешевления продукта, в земледелии относительная величина ренты возникает не только в результате относительного вздорожания (поднятия цены продукта плодородной земли выше его стоимости), но и в результате того, что дешевый продукт продается по издержкам производства более дорогого продукта. Но это, как я уже показал (Прудон)[2], — только закон конкуренции, проистекающий не из «земли», а из самого «капиталистического производства».
Далее, Рикардо был бы прав и в другом еще пункте, только он, по обыкновению политикоэкономов, превращает историческое явление в вечный закон. Это историческое явление состоит в относительно более быстром развитии промышленности (собственно буржуазной отрасли производства) в противоположность земледелию. Последнее стало производительнее, но не в такой степени, как промышленность. Там, где производительность промышленности увеличилась в 10 раз, производительность земледелия увеличилась, быть может, в 2 раза. Земледелие, следовательно, сделалось относительно менее производительным, хотя абсолютно оно стало более производительным. Это только доказывает в высшей степени причудливое развитие буржуазного производства и присущие ему противоречия. Но из-за этого не перестает быть правильным то положение, что земледелие становится относительно менее производительным, т. е. что по отношению к продукту промышленности стоимость земледельческого продукта, а вместе с тем и земельная рента, повышается. Что земледельческий труд по мере развития капиталистического производства становился относительно менее производительным, чем промышленный труд, означает только то, что производительность земледелия развивалась не с такой быстротой и не в такой степени.
Предположим, что отношение отрасли производства А к отрасли В равняется 1:1. А ведь первоначально земледелие было производительнее, так как здесь в производстве участвует созданная самой природой машина, а не просто силы природы; при помощи этой машины отдельный работник работает здесь с самого же начала. Поэтому в древности и в средние века земледельческие продукты были относительно гораздо дешевле, чем промышленные, что явствует уже из того (см. Уэйда)[3], в какой пропорции те и другие входят в среднюю заработную плату.
Пусть отношение 1:1 вместе с тем показывает производительность обеих отраслей производства. Если теперь отрасль А = 10, т. е. в десять раз увеличила свою производительность, тогда как отрасль В = 3, т. е. только утроила ее, то обе отрасли производства, относившиеся раньше как 1 к 1, будут относиться как 10 к 3, или как 1 к 3/10. Относительно производительность отрасли В уменьшилась на 7/10, хотя абсолютно она возросла втрое. Для самой высокой ренты это — по отношению к промышленности — равносильно тому, как если бы самая высокая рента повысилась оттого, что самая плохая почва стала на 7/10 менее плодородной.
Отсюда, правда, никоим образом не следует, как думает Рикардо, что норма прибыли понизилась потому, что заработная плата повысилась в результате относительного вздорожания земледельческих продуктов [447] — ведь средняя заработная плата определяется не относительной, а абсолютной стоимостью продуктов, входящих в нее. Но отсюда действительно следует, что норма прибыли (собственно говоря, норма прибавочной стоимости) повысилась не в такой степени, в какой повысилась производительная сила обрабатывающей промышленности, и что причиной этому является относительно меньшая производительность земледелия (а не почвы). И это не подлежит никакому сомнению. Уменьшение необходимого рабочего времени является незначительным в сравнении с прогрессом промышленности. Это проявляется в том, что такие страны, как Россия и др., в состоянии побить Англию на рынке земледельческих продуктов. Меньшая стоимость денег в более богатых странах (т. е. относительная незначительность издержек производства денег для более богатых стран) не играет здесь никакой роли. Ибо вопрос заключается как раз в том, почему в конкуренции более богатых стран с более бедными это обстоятельство не оказывает влияния на их промышленные продукты, а влияет только на их земледельческие продукты. (Впрочем, это не доказывает, что бедные страны производят дешевле, что их земледельческий труд производительнее. Даже в Соединенных Штатах, как недавно доказано было статистическими исследованиями, увеличилось, правда, общее количество пшеницы, продаваемой по данной цене, но это произошло не потому, что с каждого акра получается больше, а потому, что обрабатывается большее количество акров. Нельзя говорить, что почва более производительна в тех странах, где имеются крупные массивы земли и где большие участки ее, слегка обработанные, дают при затрате одного и того же труда абсолютно большее количество продуктов, чем гораздо меньшие участки земли в более развитых странах.)
2
Маркс имеет в виду свою направленную против Прудона работу «Нищета философии» (§ IV второй главы, озаглавленный «Земельная собственность или земельная рента»). См. настоящее издание, т. 4, стр. 168–178, особенно стр. 171–173 и 177. —
3
Имеется в виду книга: J. Wade. «History of the Middle and Working Classes». London, 1833. —