Я сожалею лишь, что надоедаю тебе в твоем уединении подобным вздором. — Для этих старых баб характерно то, что они стремятся замазать и подсластить всякую действительную партийную борьбу, а старую немецкую привычку сплетничать и подстрекательство выдают за революционную деятельность, Жалкие людишки!
Здесь, в Брюсселе, у нас нет, по крайней мере, этой мрази. —
Здешнее прусское посольство внимательно следило и наблюдало за Борнштедтом, стараясь уличить его в каком-нибудь проступке. Наконец, это ему удалось. Посольство послало на него донос и навязало ему три процесса: 1) фискальный процесс за нарушение закона о штемпельном сборе, 2) политический процесс — за то, что он заявил в своей газете{607}, что Луи-Филиппа следует убить, 3) процесс о клевете, возбужденный одним бельгийским аристократом, г-ном Ози, которого Б[орнштедт] обвинил, и справедливо, в хлебных спекуляциях.
Все эти три процесса не имеют под собой никаких оснований, и их несомненным исходом будет то, что прусское посольство, и без того мало уважаемое, станет посмешищем. Какое ему дело до Луи-Филиппа, Ози и бельгийского закона о штемпельном сборе?
Сам следователь заявил, что все эти процессы затеяны pour le roi de Prusse{608}. Но, с другой стороны, «Brusseler-Zeitung», — которая, несмотря на свои многочисленные недостатки, все же имеет некоторые заслуги и как раз теперь, когда Б[орнштедт] изъявил готовность во всех отношениях идти нам навстречу, могла бы стать еще лучше, — грозит внезапный денежный крах. Как вели себя благородные тевтоны в этой истории? Издатели обманывали Б[орнштедта], так как он не может преследовать их в судебном порядке. Оппозиция всех оттенков, вместо того чтобы оказать хотя бы малейшую литературную или денежную помощь, сочла более удобным заявить, что препятствием для них является имя Борнштедта. Эти люди всегда ведь найдут предлог, чтобы ничего не делать! То им не нравится сам человек, то его жена, то тенденция, то стиль, то формат, то распространение связано с некоторой опасностью и т. д. и т. п. Эти господа ждут, чтобы жареные голуби сами летели им в рот. Когда есть только одна выходящая без цензуры оппозиционная газета, которой правительство чинит большие препятствия и редактор которой, по самой сути своего предприятия, расположен ко всему прогрессивному, — разве не следовало бы прежде всего использовать этот случай и постараться улучшить газету, если ее находят недостаточно хорошей! Но нет, наши немцы всегда имеют наготове тысячу мудрых изречений для объяснения того, почему они должны оставить эту возможность неиспользованной. Любая возможность что-либо сделать только приводит их в смущение.
С моими рукописями дело обстоит приблизительно так же, как с «Brusseler-Zeitung», а эти ослы изо дня в день продолжают писать мне, спрашивая, почему я ничего не печатаю, и даже упрекают меня в том, что я предпочитаю писать по-французски, чем ничего не писать. Еще долго придется расплачиваться за то, что родился тевтоном.
Прощай. Сердечный привет твоей жене и тебе от нас с женой.
В Париже ты еще получишь список опечаток, приложенный к моей французской мазне{609}. Без этого списка некоторые места непонятны.
Как только у тебя будет свободное время и не окажется лучшего занятия, напиши твоему
Марксу
Впервые опубликовано в книге: «Briefe von und an Georg Herwegh». 1896
Печатается по рукописи
Перевод с немецкого
35
МАРКС — МОЗЕСУ ГЕССУ
В БРЮССЕЛЕ
[Брюссель], 2 сентября [1847 г.]
Дорогой Гесс!
Загляни сегодня в Гран-Салон на Шоссе д'Этербек, именуемый также Пале-Рояль.
Маркс
Впервые опубликовано на русском языке в Сочинениях К.Маркса и Ф.Энгельса, 1 изд., т. XXV. 1934 г.
Печатается по рукописи
Перевод с немецкого
[Брюссель, 30 сентября 1847 г.]
Милостивый государь!
Так как я вынужден уехать из Брюсселя на несколько месяцев, я не смогу выполнять те обязанности, которые возложило на меня собрание 27 сентября[431].
Поэтому я прошу Вас привлечь кого-нибудь из немецких демократов, проживающих в Брюсселе, к участию в работе комитета, которому поручено организовать международное демократическое общество.