Здесь пока мало нового. Струве и Гейнцен скандалят, сколько могут, и компрометируют себя и всю немецкую эмиграцию, насколько это в их силах. Вообще же эти два диктатора вцепились друг другу в волосы — Струве якобы украл у Гейнцена какую-то идею (?!) Б руну, которому прошу передать привет, я вскоре напишу и тогда подробно расскажу о здешних делах.
Не нужно ли Вам корреспондента из Лондона? Я мог бы сразу же посылать Вам самые важные сообщения из парламента, которые, вероятно, будут представлять интерес. Я постоянно слежу за английским движением в пользу финансовой реформы[543] и мог бы держать Вас в этом отношении в курсе событий. На днях я пришлю Вам для пробы одну корреспонденцию, и тогда Вы сможете мне сказать при случае, хотите ли Вы получать мои статьи и сколько будете за них платить. Здесь, в Англии нужны деньги, чтобы платить за бифштексы и пиво.
Молодого коммуниста, который появился на свет у Маркса, зовут Генрих Эдуард Гай Фокс. Он родился 5 ноября, и поэтому его назвали Гаем Фоксом[544]. Пока этот малыш надоедает всем своим криком, но со временем он, несомненно, образумится.
Привет от всех знакомых. Сердечный привет.
Ваш Шрамм
[Приписка Маркса]
[Доро]{748} гой Вейдемейер!
[Посылаю]{749} тебе залоговую квитанцию[545]. Будь добр возобновить ее, а издержки за это взять [из] подписной платы. Сердечный привет твоей жене и тебе от меня и мо[ей] жены.
К.Маркс
Публикуется впервые
Печатается по рукописи
Перевод с немецкого
6
ЖЕННИ МАРКС — ИОСИФУ ВЕЙДЕМЕЙЕРУ
ВО ФРАНКФУРТ-НА-МАЙНЕ
Лондон, 20 мая [1850 г.]
Дорогой г-н Вейдемейер!
Почти год прошел с тех пор, как я встретила у Вас и Вашей милой жены такой дружеский, радушный прием, когда, живя у Вас, я чувствовала себя так же хорошо, как дома. И все это долгое время я не подавала никаких признаков жизни. Я не ответила, когда Ваша жена написала мне такое приветливое письмо. Я промолчала даже тогда, когда мы получили известие о рождении Вашего ребенка. Это молчание часто очень удручало меня, но в большинстве случаев я не в состоянии была писать; да и сегодня это дается мне с большим трудом.
Однако обстоятельства заставляют меня взяться за перо — прошу Вас, пришлите нам как можно скорее деньги, которые поступили или поступят за «Revue». Мы в них очень, очень нуждаемся. Никто, конечно, не может упрекнуть нас в том, что мы когда-либо подчеркивали, сколько жертв нам пришлось принести и что мы пережили за эти годы. Публика мало, вернее почти совсем не осведомлена о наших личных делах — мой муж очень щепетилен в этом отношении и скорее пожертвует последним, чем согласится на демократическое попрошайничество, которым занимаются «великие мужи». Но чего он мог бы, казалось, ожидать от своих друзей, в особенности от кёльнцев, так это деятельной, энергичной поддержки его «Revue». На эту поддержку он прежде всего мог рассчитывать там, где было известно, какие жертвы он принес для «Neue Rheinische Zeitung». Вместо этого дело было совершенно загублено из-за небрежного и беспорядочного его ведения; трудно сказать, что причинило больше вреда — то ли затяжка по вине издателя или по вине тех, кто стоит во главе дела, а также кёльнских знакомых, то ли вообще все поведение демократов.
Моего мужа здесь совсем замучили самые мелочные житейские заботы. И все это принимало такую возмутительную форму, что потребовалась вся его энергия, все его спокойное, твердое, молчаливое сознание собственного достоинства, чтобы выстоять в этой ежедневной, ежечасной борьбе. Вы знаете, дорогой г-н Вейдемейер, какие жертвы в свое время принес мой муж ради газеты{750}. Он вложил в нее тысячи наличными, он стал собственником газеты — его толкнули на это добродетельные демократы, которым иначе пришлось бы самим отвечать за долги — и это в такое время, когда уже почти не оставалось надежды на успех. Чтобы спасти политическую честь газеты, чтобы спасти гражданскую честь кёльнских знакомых, он взял на себя все тяготы, продал свою печатную машину, отдал все поступившие деньги, а перед уходом взял взаймы 300 талеров, чтобы заплатить за наем нового помещения, выплатить гонорары редакторам и т. д., — а ведь он подлежал насильственной высылке.
545
Речь идет о залоговой квитанции на серебряную посуду семьи Маркса, сданную во франкфуртский ломбард летом 1849 г., когда жена Маркса с детьми последовала за ним в эмиграцию (см. настоящий том, стр. 530). —