И осталось караульныхНынче только два:Жесткие кусты — багульник
И разрыв-трава.
* * *
Я двигаюсь, как мышьЛетучая, слепая,Сквозь лес в ночную тишь,Стволов не задевая.
Взята напрасно рольТакого напряженья,Где ощущаешь больОт каждого движенья.
Моей слепой мечтеЗащиты и оплотыЛишь в чувства остроте,В тревожности полета.
И что переживу,И в чем еще раскаюсь,На теплую травуУстало опускаюсь…
* * *
Внезапно молкнет птичье пенье,Все шорохи стихают вдруг.Зловещей ястребиной теньюОписывается круг.
Молчанье, взятое аккордом,И, высунутые из листвы.Рогатые оленьи мордыИ добрые глаза совы.
И предстает передо мноюВеленьем птичьего пера,Лепной готической стеноюМоя зеленая гора.
И я опять в средневековьеЗаоблачных, как церкви, гор,Чистейшей рыцарскою кровьюЕще не сытых до сих пор.
Моей религии убранство,Зверье, узорную листвуВсе с тем же, с тем же постоянствомСебе на помощь я зову.
* * *
Я — актер, а лампа — рампа,Лапы лиственниц в окне.Керосиновая лампаРежет тени на стене.
И, взобравшись мне на плечи,Легендарный черный кот,Не имея дара речи,Умилительно поет.
И без слов мне все понятноУ ночного камелька.До мучительности внятнаНеразборчивость стиха.
И спасет в метели белой,Разгулявшейся назло,Тяжесть кошачьего тела,Вдохновенное тепло.
* * *
Не хватает чего? Не гор ли,По колено увязших в пески,Чтобы песней прочистить горло,Чтобы выговорить стихи?
Не хватает бумаги писчей,Или силы любой тщеты,Или братского, в скалах, кладбища,О котором не знаешь ты?
Я не верю, не верю крикуВ мире, полном кровавых слез,Проступающих, как земляника,Сквозь траву возле белых берез.
* * *
Резче взгляды, резче жестыУ деревьев на ветру.У дороги ржавой жестьюПосыпают ввечеру.
Под дырявым небосводомМир имеет вид такой,Что сравнится не с заводом,А с жестяной мастерской.
Ветер в угол смел обрезки —Жестяной осенний сор,Оборвав движеньем резкимНадоевший разговор.
* * *
На садовые дорожки,Где еще вчераНа одной скакала ножкеНаша детвора,
Опускаются все нижеС неба облака.И к земле все ближе, ближеСмертная тоска.
Нет, чем выше было небо,Легче было мне:Меньше думалось о хлебеИ о седине.
НА ОБРЫВЕ
Скала кричит — вперед ни шагу,Обрывы скользки и голы,И дерево, как древко флага,Зажато в кулаке скалы.
И мгла окутает колени,Глаза завесит пеленой.И все огни людских селенийЗакроет белою стеной.
Стоять, доколе машет знамя,Не потонувшее во мгле,Распластанное над камнями,Живое знамя на скале.
* * *[45]
Нынче я пораньше лягу,Нынче отдохну.Убери же с глаз бумагу,Дай дорогу сну.
Мне лучи дневного светаТяжелы для глаз.Каменистый путь поэтаЛюдям не указ.
Легче в угольном забое,Легче кем-нибудь,Только не самим собоюПрошагать свой путь.
* * *
Вся земля, как поле брани,Поле битвы вновь.Каждый куст как будто ранен,Всюду брызжет кровь.
И высокую когда-тоСиневу небесОбернут набухшей ватой,Зацепив за лес.И сентябрь, устав от бега,От пустой тщеты,Пригибает первым снегомПоздние цветы…
* * *
Нет, нет! Пока не встанет день,Ты — только тень, ты — только теньЛюбой полуночной сосны, —Ведь сосны тоже видят сны.
И я гляжу в твое лицо,И я верчу в руках кольцо —Подарок равнодушный мой, —И ты б ушла давно домой,
вернуться
45
Написано в 1955 году в Калининской области. Входит в «Колымские тетради». Опубликовано впервые журналом «Юность», № 9, 1966. Очень ответственное стихотворение, важная запись моего дневника.