Он притворился мирно спящим,Прилег в углу на чердаке.И ненависть ко всем летящимЖивет навеки в пауке.
1958
Я знаю, в чем моя судьба:Чтоб рвали камни ястреба
И чтоб на узком челнокеЯ поднимался по реке,
Чтоб трогала моя рукаВ вершинах сопок облака,
Чтоб в темный воздух, как в платок,Я завернул живой цветок,
Цветок, который я сорвалС одной из побережных скал,
Цветок, что вырос на скале,На неизмеренной земле.
1958
Навстречу прохожим листочками жестиЛистья летели метелью, как снег,И милиционеры, боясь происшествий,Машинам сбавляли размеренный бег.
Водители связь потеряли с землеюИ в ужасе жали на все тормоза,И желтою пылью, как желтою мглою,Прохожим с утра порошило глаза.
Автобусы плыли, стремясь к повороту,На твердую землю въезжали, гудя,И морщилось небо, и стыло от пота,И падали первые капли дождя.
1958
Нетрудно изучатьИгру лица актера,На ней лежит печатьЗубрежки и повтора.
И музыка лица,Послушных мышц движеньеТо маска подлеца,То страсти выраженье.
Актер поднимет бровьИспытанным приемом,Изобразит любовьИли разлуку с домом.
Сложней во много разЛицом любой прохожий,Не передать рассказЕго подвижной кожи.
Случайное лицо,Где всё — полунамеком…Морщинное кольцо,Не замкнутое током…
Понятны лесть и месть,Холопство и надменность,Но силы нет прочестьЛица обыкновенность.
1958
ПУШКИНСКИЙ ВАЛЬС ДЛЯ ШКОЛЬНИКОВ[138]
Зачем он очарованНатальей Гончаровой?Зачем ему так дорог высший свет?
Ему бы в секундантыШекспира или Данта —Дантеса отвели бы пистолет.
Зачем ясна погодаРомановым в угоду?Зачем не поднимается метель?
Метели бы летелиПрепятствовать дуэли,Любую загораживая цель.
Зачем мелки масштабы,Зачем так люди слабы?Зачем здесь не явился Аполлон?
Потребовал поэтаК священной жертве света, —Не он сейчас потребовал, не он…
1958
Неуспокоенная лаваТекла, как будто солнце жгло,И был песок вконец расплавленИ превращен жарой в стекло.
Вся масса стынет постепенно,Она до дна раскалена,И ярко вспыхивает пена,И загорается волна.
И чайка прикоснулась клювомК зеленой выгнутой волне,И чайка стала стеклодувом,Подручной оказалась мне.
В который раз мы верим чудуИ рады выдать за своеИ груды облачной посуды,И неба синее литье.
1958
Простой блистающий алмазБыл мерой твердости для нас.
Ведь нет кислот и щелочей,Какие гасят блеск лучей.
Но может измениться он,Когда он будет накален.
И в безвоздушной духоте,В мильонолетней темноте
Алмаз изменит внешний вид,Алмаз расплющится в графит.
И вот алмазная душаГорда судьбой карандаша.
И записать готов алмазСтихотворенье и рассказ.
1958
Как спичкой чиркают о камень,Как бьют кресалом о кремень,Так волны высекают пламяИ тушат пламя Целый день.
Но приближается минута,Отчетливая, как плакат, —Подносят тучу вместо трута,И загорается закат.
1958
Покамест нет дороги льдинамИ тол не разорвал затор,Поселок пахнет нафталиномИ изморозь приходит с гор.
В привычный час ложится иней,И тает он в привычный час,И небосвод индиго-синийНеутомимо давит нас.
вернутьсяСтихотворение из «постколымских». Написано в 1958 году в Москве.
вернутьсяНаписано в 1958 году в Москве. Одна из моих заветных мыслей об искусстве и живой жизни, с ее непонятностью, случайностью, неповторимостью. Это стихотворение хвалили рецензенты за новую мысль, внесенную в русскую лирику. Но ни один из рецензентов не обмолвился о том, что «Лицо» — стихотворение насквозь инструментованное, посаженное на крепкие звуковые опоры. Критики подошли к «Лицу» как к прозе, в то время как «Лицо» — стихотворение.
вернутьсяПервоначально стихотворение называлось «Пушкинский вальс» и трактовало эту тему гораздо шире. Но какие-то причины технического порядка помешали мне закончить стихотворение так, как хотелось. Пришлось его закончить и переменить название.
«Пушкинский вальс» долго, не один год, лежал в моих бумагах, чтобы вот-вот вернуться к работе над ним. Сделать этого не пришлось. Пушкин — это долг каждого поэта. У меня есть и стихотворение «Пушкин», где я даю свою формулу Пушкина.
вернутьсяНаписано в Москве, в 1958 году. Относится к «постколымским» стихам.