— Только без формул, мистер Хаякава, — попытался сострить Вернер Герлах из Гамбурга. — Мы запомнили их на всю жизнь еще тогда, в Страсбурге.
Памела Уиткомб, его соседка по столу, кисло улыбнулась.
Джонсон понял, что приближается критический момент, но, глянув на каменное лицо японца, решил не вмешиваться.
— Хай[20], — сказал Хаякава. — Я рад, что вы запомнили великое уравнение нашего века. По своему значению оно не уступает формуле Эйнштейна, которую действительно знают все, — он ехидно оскалился, — и знаменует новую эру. Прежние представления рухнули, как карточный домик. Представлялось абсолютной истиной, что волны могут испускаться только конкретными телами. Как круги на воде от брошенного камня. А тут — физический вакуум, чистое пространство. Оказалось, что и оно наполнено электромагнетизмом. Если в течение достаточно длительного времени вакуум находится в контакте с каким-нибудь телом, то между ними устанавливается тепловое равновесие. Каждый осциллятор при этом приобретает дополнительную энергию, которая может передаваться только квантами. Здесь-то и скрыта фасолина в рождественском пироге! Выяснилось, что кроме целого числа квантов, которые могут принимать или отдавать осцилляторы, у них всегда остается половина кванта энергии, и никакими силами ее невозможно отнять. Это и будет нулевая энергия лэмбовского сдвига. Даже при температуре абсолютного нуля, когда осцилляторы лишены всяких, казалось бы, энергетических запасов, они продолжают совершать нулевые колебания. Такова теоретическая предпосылка, леди и джентльмены. Она экспериментально подтверждена и, самое главное, создана не в кабинетах «Эпсилона», а, следовательно, не подлежит обсуждению. Кто решится оспорить Рэлея и Джинса?
— Ядовито, доктор, — Джонсон удовлетворенно вздохнул. — Ядовито, но точно! Только не надо скромничать, будто ваш вклад ограничивается парой медных пластин, которые вы зачем-то опустили в жидкий гелий. Коллеги видели установку в работе. Великая пустота дала знать о себе при абсолютном нуле температур! И как дала! Мистер Хаякава сделал величайшее научное открытие. Ему удалось доказать, что вакуум по-разному осциллирует в различных точках земли… Поздравляю, доктор, — он благодарно кивнул японцу и объявил следующего оратора. — А теперь нам предстоит заслушать не менее интересное, надеюсь, сообщение доктора Гринблада.
«Сейчас они у меня зашевелятся», — злорадно подумал президент, чуточку ослабив слишком тугой узел галстука, выдержанного в гарвардских цветах.
От стены отделился субтильный молодой человек с лакированной лысиной, окаймленной темными, аккуратно подстриженными кудряшками.
— Попрошу экран, — властно потребовал он, энергично вскинув подбородок. Свет в зале притух, и на дисплее вспыхнули очертания материков. — Партия осцилляторов — всего было выпущено двадцать девять устройств по цене сто тридцать семь тысяч пятьсот долларов за штуку — была размещена на всех пяти континентах, — на карте появились белые звездочки. — Если учесть, что каждая установка была опробована, как минимум, в шести точках своего региона, то мы располагаем представительным массивом из двухсот семидесяти пяти показателей. За фоновое значение принималась частота, полученная в случайном месте.
— Что значит — в «случайном», мистер Гринблад? — спросил Морис Левэк, директор Парижского филиала.
— То есть методом тыка, мистер Левэк. Возьму для примера Париж. — Звездочка, которой была помечена столица Франции, ласково замигала. — Мы ввели в компьютер номера парижских станций метро. По закону случайных чисел, он выдал нам первое попавшееся. В данном случае Place de Clichy. Фон удалось измерить прямо в туннеле, когда закончилось движение. Следующий замер был сделан неподалеку, но уже на поверхности: в центральной части Cimetiere Monmartге. Целенаправленные замеры производились в крипте Notre-Dame-de Lorette, в усыпальнице французских королей Saint Denis[21] и других аналогичных местах.
— Выбор метро был чем-то обоснован? — с озабоченным видом поинтересовался Джонсон, заранее зная ответ. Его протеже грассировал, как прирожденный парижанин. Настоящий «япи».