Салли отправилась спать, тоже чувствуя себя необычайно счастливой, и пребывала в этом счастливом, до одури счастливом состоянии около двух часов, — но тут, в ту самую минуту, когда она готова была погрузиться в благостное и дивное забытье, черный дьявол, который живет, скрывается, время от времени появляется и снова прячется в душах человеческих, который наблюдает за человеком и только и ждет, как бы устроить своему властелину какую-нибудь гадость, шепнул ей: «Этот вопрос выглядел вроде бы невинным, но что таилось под ним? Из каких тайных соображений он был задан? И почему был задан именно он?»
Черный дьявол нанес Салли удар в самое сердце и теперь мог отправиться на покой, что он и сделал, предоставив боли терзать его жертву. Что и произошло.
Зачем Ховарду Трейси было задавать этот вопрос? Если он хотел жениться на ней не из-за ее титула, чего же ради он задал этот вопрос? Разве он не обрадовался, когда она сказала, что ее возражения против аристократии носят несколько ограниченный характер? Нет, его, конечно, интересует графский титул, эта позолоченная мишура, а она, бедняжка, вовсе не нужна ему.
Так рассуждала сама с собой Салли, вся в слезах, терзаясь тоской. Затем она попыталась посмотреть на дело иначе, но у нее ничего не вышло, и она не сумела себя убедить. Весь остаток ночи она перебирала один за другим все доводы — «за» и «против» и наконец заснула только на заре, — вернее, не заснула, а погрузилась в лихорадочное забытье, когда человека словно поджаривают на адском пламени и он просыпается с испекшимся мозгом, без сил, точно весь вываренный.
Глава XXIII
Прежде чем лечь в постель, Трейси написал отцу. Письмо это, но его мнению, должно было встретить лучший прием, чем каблограмма, ибо оно содержало, казалось, приятные вести. Трейси писал, что вкусил равенства и знает теперь, каким трудом дается заработок; выдержал тяжелую борьбу, которой у него нет оснований стыдиться, и доказал, что способен сам себя прокормить, — но в результате он пришел к выводу, что не может один переделать мир, и готов более или менее с честью выйти из боя, который в общем-то выиграл: вернуться домой и занять прежнее положение, — оно его вполне устраивает, и впредь он будет лишь благодарить за него судьбу; а роль миссионеров пусть берут на себя другие молодые люди, нуждающиеся в облагораживающем и отрезвляющем влиянии опыта, ибо только опыт способен исцелить больное воображение и вернуть его на здравый путь.
Затем Трейси крайне осторожно, всякими окольными путями подошел к вопросу о женитьбе на дочери американского претендента. Он с большой похвалой отозвался о девушке, но не стал расписывать или особо подчеркивать ее достоинства. Зато он подчеркнул возможность, которую давал этот счастливый случай: примирить Йорков с Ланкастерами, привив враждующие розы на одном стебле[42] и навсегда положив конец столь давней и вопиющей несправедливости.
Из письма Трейси явствовало, что он все тщательно обдумал и выбрал путь, позволявший просто и справедливо урегулировать все недоразумения, — куда проще и справедливее, чем если бы он отказался от графского титула, а ведь именно с таким решением он приехал из Англии. Прямо в письме об этом не говорилось, но подразумевалось. Во всяком случае, чем больше Трейси читал и перечитывал свое письмо, тем больше ему казалось, что там все сказано.
Когда старый граф получил это письмо, первая часть его преисполнила старика мрачного и злорадного удовлетворения; остальное же побудило его раза два или три фыркнуть, что указывало уже на совсем другие чувства. Он не стал тратить чернил на каблограмму и письмо, а, поскольку случай требовал немедленных действий, поспешил сесть на пароход, отправлявшийся в Америку, чтобы изучить дело на месте. Все это долгое время он держался стоически и не выказывал ни малейших признаков тоски по сыну, которая глодала его сердце, ибо рассчитывал на то, что рано или поздно сын излечится от своих бредней. Граф считал, что процесс этот должен пройти через все необходимые стадии, а утешительные телеграммы из дому и прочая чепуха могут лишь затормозить его. И вот наконец настал час победы. Правда, победа была подпорчена этим дурацким планом женитьбы. Тут уж придется вмешаться и решительно взять дело в свои руки.
42
Имеется в виду война Алой и Белой розы — борьба за английский престол между домом Ланкастеров (гербом которых была алая роза) и домом Йорков (белая роза).