Дудкин. Учту.
Кременской. Все это прекрасно. Передай Маше, что мы статью опубликуем. Вокруг этого дела подымем массы. Пусть там она сама выступит на собрании, пусть с активом подготовит лучших людей в правление, пусть действует… Скажи — пусть действует по-прежнему. В канун выхода в поле я к ночи сам подъеду к вам.
Картина вторая
В комнате Кременского.
Празднично одетая Людмила приятно убрала стол, села за пианино, играет на слух что-то лирическое. Вдруг ударила всеми пальцами по клавишам, уронила голову на руки. Прислушалась, вскочила, поправила прическу у зеркала. Входит Кременской.
Кременской. Вино есть, и выпить охота. Отдыхаем. Здравствуй, Людка! Здравствуй, дорогая!.. Дорогая! (Целует.)
Людмила. Еще.
Кременской. На всю пятилетку… раз… два… три…
Людмила. Извините, пятилетка в четыре года, извините…
Кременской. Извините, любовь не планируется… (Бросил целовать, вынул платок.) Единственный вред, который нам приносит химическая промышленность, — это губная помада.
Людмила. Зато красиво.
Кременской. На глаз хорошо, а на вкус — плохо. Не понимаю, зачем ты их ваксишь. Губы и со стороны внешней рекламы и со стороны качества вполне кондиционные.
Людмила. А литературнее ты не можешь?
Кременской. Хорошо, я тебе буду читать стихи.
Людмила. Ты притворяешься грубым. А Пушкин?
Кременской. Пушкин из чернильницы создал поэзию, а у нас из чудес энтузиазма и ума создают… (На ухо.) Поняла?
Я и без вас знаю, что большой конвейер громыхает.
Эх, Людмила, если бы Пушкин написал о Днепрострое…
Людмила. Вот где вы раскрываетесь! Ты поэт?
Кременской. Я начальник политотдела.
Людмила. Ну, начальник политотдела, давайте выпьем за начальника политотдела!
Пьют, поцелуи.
Ты прелестный, парень, и сегодня ты в ударе.
Кременской. А почему мне не быть в ударе? Ко мне приехала любимая девушка…
Людмила. Жена, Николай.
Кременской. До сорока лет ты мне будешь девушка, после сорока — женой, а после шестидесяти — старой большевичкой. За старых большевиков!.. Стой, а вина мало… Жена, сходи возьми в распределителе бутылку кислого. Как?
Людмила. Когда сходи, то жена… Все вы… Ладно.
Кременской. Право, мне неудобно. Обыватели… городишко… сплетни… Ну их!
Людмила. Сидите, эксплуататоры в душе… (Надевает боты.)
Кременской. Весь вечер хочу спросить у тебя и забываю. Почему Маша из дому ушла? Мать побила?
Людмила. О Маше мы будем с тобой говорить безапелляционно. Твое особое внимание Маша понимает как любовь. Написала же она тебе хоть дурацкое, а все-таки письмо? А ты еще упрекал меня, зачем я скрывала от нее наши отношения! Пока она ничего не видела, мы жили с ней дружно. Она училась у меня. Да, Николай, Маша — дело моих рук. Теперь узнала — и возненавидела меня. А знаешь, как деревенские девки ревнуют — коромыслом.
Кременской. Подрались?
Людмила. Нет, она культивировалась. Она статейки научилась писать.
Кременской. Да.
Людмила. Какой-то косвенный донос на отца, подловатый намек, построенный на ерунде. Старухин в свою бытность что-то такое напутал с садом. Старухин свое получил. Дело кончено. Но сейчас мой отец председатель, так почему бы меня не ударить? Я тебе подробнее расскажу сегодня. Но финал… Она со мной разругалась. Это неприятно, тяжело… Знаешь, как деревенские девки ругаются?
Кременской. Да.
Людмила. Ушла к парню, который недавно женился, и там уже черт знает что произошло… Сошлась с ним. Он жену выгнал, потом он ее выгнал…